— Да, — подал голос боцман Аверьяныч, — об эту пору северо-западный муссон здесь силен. Да и скорость течения бывает от трех до шести узлов.
— Бывали в этих местах, Иван Аверьяныч? — оживился капитан и, как бы оправдываясь, добавил: — Я-то южнее Сингапура не спускался.
— Доводилось, яс-с-ное море. Еще до Октябрьской. Во фрахте у англичанина ишачил. Копру возил.
— Оживленные здесь пути?
— Да как сказать… В мирное время бывало довольно толкотно. А сейчас — кто знает? Самураи-то, поди, всех распугали…
— Неужели течение бывает до шести узлов?! — недоверчиво спросил кто-то.
— Может, и поболе. Вот накатит шквалик — а они в этих клятых широтах частые гости, — и помчит наша шлюпочка что твой глиссер! И хорошо, если к земле, а ну как в океан, яс-с-ное море!
— Так вот, — прервал его капитан, — чтобы этого не случилось, надо заняться вооружением нашей шлюпки, и прежде всего поставить мачту. И вообще осмотрите, боцман, все хорошенько, чем мы располагаем…
Аверьяныч с помощью матросов занялся поисками, и вскоре выяснилось, что совсем немногим располагает экипаж шлюпки. Кроме мачты были четыре весла, плавучий якорь, багор, топор, ведро, кливер[126], шлюпочный компас, аптечка и ракетница.
— Странно, но разрезного фока[127] почему-то нет, — разочарованно проговорил Аверьяныч, распяливая на пальцах кливер. — А на этом далеко не уйдешь…
— Может, это пригодится? — спросил Спартак, доставая из-под кормовой банки довольно большой кусок брезента.
— Это? Посмотрим, посмотрим… Ну что ж, если подшить его к кливеру, авось что и получится…
— Шить-то нечем! — с унылом безнадежностью заметил Ганин.
— Ты хочешь сказать: где мы возьмем, так сказать, иголку и нитки? — ехидно посмотрел на него Аверьяныч, и юнга невольно улыбнулся, узнавая своего старого учителя. — Так вот, при мне, как всегда, мой боцманский нож, а при нем, значит, и свайка[128]. Это и будет иголка. А нитки, точней, шпагат, ты, мил-человек, мне сделаешь вот из этого пенькового конца… Ну, чего смотришь? Расплетай и сучи, яс-с-сное море!
Белобрысый, что-то ворча, нехотя принялся за работу. Боцман и другим нашел дело. Ну, а те, кто не был занят изготовлением паруса, сидели на веслах, стараясь держать шлюпку носом против волны. Капитан осматривал шлюпочный компас и хмурился.
— Хотел бы я знать, куда это спирт из компаса делся? — пробормотал он.
При этих словах Витька Ганин потупился. Нет, он не пил эту гадость, на это способны лишь совсем пропащие люди, но одному из таких он продал его перед рейсом. Теперь компас не вернуть к жизни. А боцман принял упрек в свой адрес: