А вот дальше, чуть правее, по краю болотца неспешно полз ядовитый гад по имени Щитомордник. Подобно реке, текущей по извилистому распадку, струилась змея меж высоких кочек. Желто-бурая, с узором из поперечных темных полос на спине, с треугольной, сильно сплющенной головой, она выбиралась из холода и сырости на сухое и теплое место. Минуту назад, браконьерничая во владениях Канюка, Щитомордник убил и сожрал мышь-полевку, и теперь ему, сытому, хотелось понежиться на солнышке. То и дело пробуя воздух вылетающим из пасти узким языком, он безошибочно находил дорогу и вскоре оказался на жаркой поляне.
Сарыч сначала уловил скользящее движение среди трав и цветов, а потом и увидел врага и конкурента. Прервав свой полет к присаде[93], где намеревался отдохнуть, сделав на лету какой-то невероятный кульбит, Канюк кинулся на цель, вытянув вперед сильные густо оперенные ноги с растопыренными когтями.
Щитомордник почувствовал движение воздуха от крыльев, но успел только сжаться в пружину для броска в сторону. Сарыч впился в него когтями и тотчас взмыл в воздух. Змея, извиваясь, выписывая восьмерки, пыталась укусить птицу в грудь, но тщетно. Когда Сарыч поднялся на гнездо, Щитомордник уже был похож на грязно-желтую ленту, вяло свисавшую с когтей пернатого хищника.
Скормив змею птенцам, Канюк взмыл к небесам. Он поднялся над родной дубравой, над сопкой, на склоне которой она стояла, и еще выше. Теперь он не охотился — отдыхал, наслаждался простором, полностью отдавшись воздушным потокам.
Внизу он видел два конных отряда, один из которых явно преследовал другой. Первый далеко на востоке змеей втягивался в ущелье, а второй прямо под Сарычем, стелясь по земле, летел вдогон. Сарычу потребовалось бы совсем немного времени — может, час, может, чуть больше — чтобы покрыть расстояние между отрядами, лошадям же нужен был для этого целый день, тем более что путь лежал не по ровной местности — болота, леса, перевалы…
Впрочем, разные бывают лошади. Рассказывают такую то ли небыль, то ли быль: однажды гнедой красавец жеребец Ахал за неимением других соперников состязался в скорости с соколом и победил его. С тех пор туркмены дают своим скакунам имена птиц.
Кони, выведенные на заводе Яновского, не были столь резвы и выносливы, как ахалтекинцы, зато превосходили по всем статьям маньчжурских лошадей, на которых уходила от погони банда Ван Ювэя. Только несколько коней в отряде принадлежали ранее Фабиану Хуку, они были подарены капитану Мирославом. И вот теперь на одном из них — на Артисте — сидел пленник хунхузов Яновский. Такие совпадения и называют иронией судьбы.