— Я тебя не боюсь, не надейся, — зачем-то сообщила она.
— Я тебя и не пугаю, — де Зирта, кажется, озадачила ее реакция. — Ты ошибаешься.
Она взглянула уже удивленно и усмехнулась:
— Успокойся. Ты в последнее время сильно взвинчен.
— Ну бывает, — пожал плечами магистр.
— Так о чем ты хочешь поговорить?
Де Зирт уселся поудобнее, сцепил руки домиком и оперся подбородком на скрещенные пальцы.
— О происходящем. У меня стойкое ощущение, что люди в империи резко поглупели. Нет, они всегда были идиотами, но не до такой же степени? Меня это пугает. Люди топят сами себя, причем, с каким-то непонятным мне упоением. Я пожертвовал своей жизнью, своим будущим ради их блага. А сейчас физически ощущаю ненависть тех, кому я наступил на яйца, — магистр начал отчаянно жестикулировать и порываться встать с кресла. — Они сами не понимают, что ради сиюминутной наживы чуть не погубили будущее всей страны. В которой живут. И они, и их дети.
— Чему ты удивляешься? Недальновидности? Она всегда отличала людей.
— Я создал эту империю. А они думают, что могут ее развалить, и я буду молча смотреть?
— Понятно, — кивнула Рагна. — Скажи, пожалуйста. То, что произошло… за последние недели, это же твоя же работа?
— Скажем так, частично, — не стал отпираться де Зирт. — Заметь, я действовал в их интересах.
— Ты лишил их источника дохода, и им не нравится то, что ты делаешь.
— Надо же, не нравится! А чего же они ждали? Взорвался я. Имею право! Они что, всерьез думали, что можно гнать в город наркотики, потому что за это хорошо платят? Что можно травить население? Скажи честно, они нормальные после этого? Твари. Убил бы своими руками. Знаешь, — де Зирт снова пошевелил пальцами. — Я об этом иногда мечтаю. Каждого такого продажного ублюдка положить на секционный стол. Вогнать скальпель в пах и мееедленно до горла. Потом на нем же на живом рассечь ребра, вырезать грудину…
— Люциус.
Рагна с нескрываемым профессиональным интересом смотрела, как проворно шевелились руки магистра, словно уже держали хирургические инструменты. Его взгляд остекленел, он словно видел себя стоящим за этим столом.
— Нет. Я бы не убивал. Слишком просто. Выдавил бы глаза. Вырвал бы поганый язык. И сломал позвоночник. Чтобы шевельнуться не могли. Отправил бы родным — и они бы смотрели, как эта мразь подыхает, лежа в собственной моче и дерьме. Заживо гниет.
— Люциус.
— Я прямо представляю их. Особенно Фарадея, старого паскудника. Если бы ты знала, как он меня достал. Лично бы вырвал его блеклые зенки. Бетана. Его бы я вторым загнал лично под землю. А предварительно трахнул бы его дочку. Чтобы он на это смотрел. И трахал бы эту суку прямо на могильной плите деда. Который клялся мне, что воспитает достойных преемников.