Бабка Евдоха смеется смешно, как-то так: «хю-хю-хю», стыдливо прикрывая рот углом головного платка, а Ванюшка хохочет во все горло, до боли в животе, хотя слышал байку не один раз.
Семинария продолжала политизироваться. До уроков, после них, на переменах, в уборной, во дворе ученики с детской прямотой пытали друг друга: «Ты за кого?» Имелось в виду: за эсеров или большевиков, за меньшевиков или кадетов. Все это напоминало какую-то игру, и Ванюшка Журба в ответ на подобные приставания лишь досадливо дергал плечом: «Я ни за кого! Я сам за себя!». Однажды Степан Сологуб, здоровенный парень, этакая орясина, выше всех в классе на голову, а малорослого Вани так и на две, остановил его в коридоре и, глядя недоуменно, словно увидел в первый раз, сказал:
— Присматриваюсь я к тебе, Журба, присматриваюсь — никак не могу понять, что ты за человек!
— Человек как человек! — буркнул Иван. — Чего надо-то?
Вдвоем они смотрелись как воробей с петухом.
— Чего ты лебезишь перед халдеями, чего лезешь в первачи?
— Ни перед кем я не лебежу… не лебезю… и никуда не лезу. Я хочу учиться и учусь.
— А все вокруг пусть горит синим пламенем? — сощурился Степан. — Пусть наши солдаты гибнут на фронте? Пусть их семьи дохнут с голоду? Пусть хлопцы — твои ровесники — на цемзаводе, на Свиягинском лесопильном, на Нововладимировском скипидарном работают по 12–14 часов? Пусть?!
— Я тоже, между прочим, не буржуй! — вспыхнул Иван.
— Вот именно! — подхватил Сологуб. — Ты сын рабочего, внук крестьянина, поэтому не имеешь права оставаться в стороне от классовой битвы. Кстати, вспомни, кто тебе помог поступить в семинарию? Народ! А если буржуи обратно посадят царя на престол, что с тобой будет? Молчишь? — Сологуб заметил, что Журба поник головой, и смягчил тон. — Я ведь тоже хочу учиться, и мы обязательно будем учиться, но сначала наведем в стране порядок. Понял?
— Не очень, — честно признался Иван.
— Ладно, поймешь еще. Я тоже не в одночасье понял. На-ка вот, почитай для начала. — Степан протянул ему довольно засаленную книжицу, на обложке которой с трудом прочитывалось: «Пауки и мухи».
— Это что, про насекомых?
— Сам ты насекомый! Про капиталистов и рабочих. Это азбука революционера!
Через несколько дней Журба вернул книжицу Сологубу и на вопрос: «Ну как?» — молча покачал головой.
— Не понял или не понравилось?
— Не понравилось.
— Дать что-нибудь другое?
— В этом же роде?
— Да.
— Не надо. Я сейчас читаю «Войну и мир». Вот это вещь!
— Ну и читай своего графа! Эх ты… слепой щенок!
«Союзники» надолго отстали от Ивана. Между тем в затерянный на просторах Дальнего Востока уездный городок одна за другой врывались, подобно тайфунам, вести, прекрасные и грозные. В Питере произошла еще одна революция! К власти пришли Советы! В Приморье началась интервенция!