Вот что значит попасться им живым в руки, а ты, Иван, решил добровольно сдаться! Даже ветер изумленно затих, и листья на дубке безжизненно обвисли… Но едва казаки приблизились к Журбе вплотную, как он выдернул кольцо предохранительной чеки из «лимонки», что до поры таилась в кулаке поднятой правой руки.
— Ложись! — взревел кто-то, увидев гранату. Все рухнули в снег, обхватив головы руками, и поэтому не видели и не слышали, что произошло дальше. Впрочем, и так все было ясно: малахольный партизан подорвал себя, не желая попасть в плен. Да еще, сука, хотел из наших кого на тот свет прихватить, да, слава Богу, ничего у него не вышло: вон хлопцы встают, все живы…
Установилась и долго стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под сапогами казаков и их грязными ругательствами, осквернявшими чистый воздух. Наскоро обыскав труп и не найдя на нем ничего ни интересного, ни ценного, ушли.
Ввечеру вновь взъярилась непогодь: подул от Ханки ветер, задымились сугробы, и помчалась кругами по тайге пурга — сильная голодная пантера. Наткнулась на Ивана, лежавшего на боку, и стала лизать его белым языком поземки…
…У райских ворот Журбу встретил апостол Петр, обличьем вылитый дед Сергей: та же кудлатая короткая борода, тот же венчик седых волос вокруг коричневой лысины, те же маленькие глазки, похожие на голубых рыбок, запутавшихся в сети морщин. Только одет был небесный сторож не в застиранную украинскую рубаху с вышитыми рукавами и воротом, а в белую рясу, подпоясанную вервием; на поясе позвякивали ключи. Речь апостола тоже походила на дедову: русская с вкраплением в нее украинских слов и выражений, впрочем, Петр употреблял и некоторые словечки из церковного обихода: как-никак лицо Божественное.
— Прибыл, значить? — молвил он, строго глядя на юношу из-под седых кустиков бровей. — Раб Божий Иван, сын Евдокимов, по прозвищу Журба, так?
— Так.
— Родился на Козьмодемьяна, сиречь, першого листопада 7411 року от сотворения мира или от Рождества Христова 1903-го. — Он не то сочувственно, не то осуждающе покачал головой. — Який же ты еще молоденький, хлопче! Жить бы да жить!
— Так уж получилось, диду, ничего не поделаешь!
— Мда… Но ведь ты, кажись, сам на себя руки наложил?
— Все равно меня убили бы, только сначала помучили.
— Мда… Всэ в руце Божьей… Ну ладно. Шо ж мэни с тобой делать, отрок?
— Да отпускай поскорее в свой рай, а то устроил допрос, как в колчаковской контрразведке!
— Рад бы пустить тебя в рай, да грехи твои не пускают.
— Неужели я так много грешил?
— Немало, отрок, немало. Вот, дывысь, — Петр стал загибать пальцы. — Крещеным был, а креста не носил. Бога нашего не славил, постов не соблюдал, первую заповедь — «Не убий!» — нарушал… Опять же самоубийство — грех большой…