К ним никто не заходил эти четыре дня, только один раз в день приходили серые глаза и бросали либо обжаренную тыкву, либо несколько картофелин, а так же флягу с грязной водой.
Им хотелось есть.
Им хотелось пить.
Их постоянно клонило в сон от слабости и обезвоживания. Спать днём в жаркой, душной камере невозможно, а ночью она остывала и вместо ожидаемой прохлады металл давал собачий холод. Небольшими урывками Марченко и Фёдоров посменно дремали. А может теряли сознание. К запаху из старого, ржавого ведра, которое использовалось как унитаз они уже принюхались.
— Сколько у нас ещё дней? — тихо спросил Матвей.
— При хорошем раскладе — два. При плохом — три недели.
— Твою мать…
— Ничего-ничего, боец, — улыбнулся сухими губами Егор, — справимся.
Когда на стене появилась девятая чёрточка, дверь камеры отворилась. Солнечный свет озарил вымотанных, схуднувших, бледных оперативников СКВП.
В камеру зашёл спортивный мужчина, лет двадцати восьми, в тельняшке, кожаных штанах и берцовых сапогах, звук которых напарники уже ни с чем никогда не перепутают. Как и серые глаза, которые совершенно не подходили квадратному лицу и сгорбленному носу. Сделав ещё шаг, мужчине в нос бросился застоялый запах пота и отходов, и он сразу же сделал два шага назад.
— Встать! — скомандовал он, — Одеться и на выход.
Оперативники подчинились.
Матвей не был готов к солнечному свету, пусть и отдающим сепией. Он прикрыл глаза рукой, а сквозь яркие вспышки смог разглядеть несколько деревянных домов, аккуратно отделанных железными пластинами. Множество грядок, водонапорную колонку. Где-то вдали даже шумел генератор.
Ещё двое мужчин подошли сзади и заломили им руки. Матвей не понимал зачем, ведь сил сопротивляться у них совершенно не осталось.
На них смотрели люди. Они выглядели немногим лучше самих узников, разве что от них не разило за несколько километров. Смотрели с любопытством. Словно в город приехали иностранцы, внешность которых была слишком нестандартной для здешних мест. Дети на импровизированной детской площадке побросали свои игрушки в песочницу и с открытыми ртами наблюдали за чужаками. Несколько девушек отвернулись, когда их вели мимо неработающего фонтана, который теперь — полуразрушенный круг с обшарпанным дном, но залитый мутной водой, чтобы хоть как-то спасаться от жары.
Их привели к двухэтажному зданию из красного кирпича. Небольшому. Давным-давно это был купеческих дом с множеством комнат, теперь же — главное здание Просветления, о чём говорила вывеска из бумаги, аккуратно обёрнутая в некое подобие пищевой плёнки.