К Владимиру Ивановичу внезапно, ковыляя и прихрамывая, подошел старый кобель из той собачьей свиты.
Самка ему не досталась, он безнадежно проиграл своим молодым конкурентам. Играть с мячом у него уже не было сил. Он присел на землю рядом с мгновенно постаревшим мужчиной, чтобы отдышаться.
Потом они пристально смотрели друг другу в глаза. Не отрывая взгляда, они как бы погрузились в свои и чужие, их общие, переживания.
Старый пес почувствовал острую и невыносимую боль человека. А Владимир Иванович ощутил страдание собаки.
Они смотрели друг на друга, и вдруг оба горько заплакали. Из их глаз текли крокодильи слезы. Они уже ничего не могли изменить к лучшему. Старик-кобель ощущал, что его жизнь подходит к скорому концу, и этого уже не избежать. Он также понимал, что у человека, что сидит на лавочке, разрывается сердце, ноет душа, что у него умирает надежда и любовь.
Эти два престарелых горемыки непостижимым образом понимали и разделяли общие горе и боль друг друга, свою и чужую — собаки и человека.
Вот ведь как бывает в жизни.
Вдруг Анисья Никитична очнулась от дремы воспоминаний. Междугородний автобус остановился. Надо выходить. Она приехала встречать своего уже взрослого сына. Володя Сиваков от звонка до звонка отбыл свой срок, он освобождался из колонии. Никто его не встречал, только мама. Она одна была ему рада, она по-прежнему любила его больше всей жизни. Каким бы он ни был. Пусть он оступился, но он хороший. Он ее кровиночка, она никому уже не отдаст своего сына. Никому и никогда, пока будет биться ее материнское сердце.
Калейдоскоп времени крутил свое колесо. Эту историю про маму он показывал парням сам, по своей инициативе. Никто его об этом не просил. Просто природа сама решила защитить женское племя от разного рода оговоров. Природа знала, что не будет женского начала, не будет и жизни на Земле.
На то оно и началом называется.
Нимфа из студеных вод Байкала
Василий Петрович проводил свой уикенд на берегу Байкала. Уютная гостиница «У озера» скрасила его душевное одиночество, а прекрасно приготовленные блюда местной кухни ублажали его плоть.
Как хорошо здесь! А какой здесь воздух! Он своей звенящей чистотой опьянял сознание уже не очень молодого инженера-конструктора. А какая здесь бархатная тишина! Она как любимая женщина окутывала его ложе пушистым одеялом ласкового тепла и ложилась с ним в постель.
Ему хотелось прижать ее и расцеловать, но его земное осязание было не способно ощутить и понять сполна неземную и сказочную энергию добра этой непознанной еще им светлой женщины. Василий Петрович засыпал как младенец. Иногда во сне ему, как ребенку из далекой сказки прошлого, хотелось прикоснуться к маминой умиротворяющей теплом и заботой груди. Ему хотелось внять то забытое чувство, когда он только начинал знакомиться с бытием этого мира, придя в него из глубин Вселенной из далекой и никому неведомой дали — со звезды по имени Любовь из созвездия Хрустального Добра.