— Нет, и купить негде. Магазин закрыли. Машина с продуктами больше не ездит. Даже пенсию не привозят. Хорошо хоть старик со своего огорода подкармливает. Город про нас забыл.
Старуха, шмыгая носом, держала сигарету по-армейски.
— Скажите, Екатерина Валерьевна, что Вы так держитесь за этот дом? Как вообще в нем можно жить? Кости дворян в склепах комфортнее лежат. Дров нет, электричества нет, в подвале вода тухлая стоит.
Спутница вдавила окурок в мокрую траву, и, выдохнув клубок табачного дыма, надсадно произнесла:
— Ты еще не старый. Тебе проще рассуждать. Я тоже была такая. Казалось, что горы могу двигать. Вон, посмотри на третью могилу справа от тебя. Это лежит мой отец. Он ушел от нас с мамой, когда мне было всего три года. Я его почти не знала, и умер он, успев перекинуться со мной всего несколькими фразами. Видимо, даже не понял, кто перед ним сидит. Может быть, подумал, что я медсестра или сиделка. Целая жизнь прошла. Но знаешь, что самое интересное?
— Что? — спросил Павел, закрыв одну ноздрю пальцем и высморкавшись в траву.
— То, что из всех этих дней я помню не больше десятка. Например день, когда мой отец подкидывал меня на руках, а я хохотала на всю улицу. Прошло столько лет, а я помню, как родной, но незнакомый человек подкидывал меня на руках. Это же уму непостижимо! Столько событий, а запомнила я лишь это. Поэтому держусь за дом. Он — один из таких дней. На что я только не шла, чтобы сохранить его за собой. Правда, это привело к тому, что я уже забыла, как выглядят другие этажи и комнаты, существуют ли они вообще…
— Новое место помогло бы отвлечься.
— Для меня все остальные места чужие. Я стара, чтобы куда-то переезжать. Трухлявое дерево бессмысленно пересаживать. Не приживусь больше нигде.
— А если перебраться обратно в город? — пролепетал Павел Максимович. — Там хотя бы будет уход врачей. Здесь-то что?
— Людям только кажется, что они в городе живут. Больницы, набитые брошенными стариками, воющими от боли — хуже кладбища. Там все ненавидят друг друга за то, что они такие же старые и больные, как и ты.
— Хм…
— Вот, посмотри на могилы. Здесь лежат чьи-то матери, дочери. Каждая из них мучилась во время родов. В поту, тошноте и болях каждая думала, что уж из ее-то ребенка выйдет толк, а теперь вот все лежат рядышком, в безмолвии.
— И Вас это раздражает? — ковыряя в ухе пальцем и время от времени вынимая его, чтобы разглядеть добытое, спросил помощник.
Старуха посмотрела на него заиндевевшими глазами, которые были еле различимы в складках лица, потом провела рукой по черепу обтянутому тонкой кожей и сухо ответила: