Он глубоко вздохнул, постоял немного, топча грязь под ногами, решаясь, идти или нет, и, все-таки нащупав рукой порванную рабицу, полез за старухой.
— И где она? Ау! Екатерина Валерьевна?! Вы где? Я Вас не вижу.
Старуха не отвечала.
— Что ты кричишь, как резаный поросенок? — послышался приглушенный голос бабки. — Иди сюда.
Павел прошел на голос еще десяток шагов и тут вспомнил, что забыл керосиновую лампу за сеткой. Наконец, он нащупал рукой шершавую мокрую стену, и ведя по ней рукой чуть не упал, когда не почувствовал опоры. Он посмотрел перед собой и вдруг понял, что пространство немного подсвечивается. Мерным, желтоватым светом. Он поднял голову и увидел под потолком свечную люстру с тремя зажженными огарками. Осмотрелся вокруг. Пахло красками, шпаклевкой, свежим деревом и воском.
— А теперь смотри, — гаркнула Катя, направив луч света на боковую стену.
На стене висела икона.
— Ну и что? Что здесь такого? Это же вроде бы храм, а не цирк?
— Я не сразу узнала лицо, но отчетливо поняла. Лицо знакомое. Вот только откуда? Прыгала с одной извилины на другую, словно заяц, как вдруг меня осенило. Точно! Это же тот мужик, что лежал с отцом в реанимации.
— Ну и что?
— Да что ты заладил: ну и что, ну и что?! А то! Почему его изображение на иконе? Он что, святой? Ерунда какая-то.
— Ну, раз изображен, значит, может и был святым. Нас с вами на иконах точно не нарисуют. Я в этом вообще ничего не понимаю. Может быть, решили сделать музей? Или еще что-нибудь откроют. Вы же говорили, что раньше тут был молокозавод. Может, они опять молоко будут производить.
— Молоко? Посмотри туда.
Она посвятила фонарем дальше по центру.
— Завод, говоришь?
Свет выхватил из сумрака закрытые целлофаном иконы: Иисуса Христа, Богоматери, ангелов; большой крест над воротами и несколько средних колоколов в открытых деревянных ящиках.
— Ну да. Точно не молоко собираются пастеризовать.
— Тихо. Ты слышал?
— Что слышал? Не пугайте меня, Екатерина Валерьевна.
— Тут кто-то есть, — сказала старуха, водя фонарем по дальней стене. — Там, кажется, кто-то стоит.
— Да вроде нет там никого, — неуверенно сказал Павел. — Пойдемте лучше отсюда. Мало ли, кто тут.
Старуха подождала, пока Павлуша выйдет из храма, неумело перекрестилась и прошептала:
— Достойное по делам моим я получила.
Она поспешила за Павлушей.
— Точно не знаю, но, кажется, вон туда надо идти.
— А если ворота закрыты на замок? — выводя что-то палкой на земле, перестраховался Павлуша.
— Тогда не знаю, — пожала она впалыми худыми плечами. — Должны быть открыты. Их никогда не запирали, сколько себя помню.