— Температура? — спросил Агаров, делая пометку в блокноте.
— Андрей, ты ходил в реанимацию? — спросила Елена Николаевна коллегу. — Какая у Еременко была температура?
— Тридцать восемь и восемь, Елена Николаевна, — ответил кардиохирург.
— В общем, ждем результаты посева, — резюмировал доктор медицинских наук. — Мы с профессором Таладзе личную ответственность взяли на себя.
— Понимаю, — озадаченно проговорила Елена. — Но инфекция инфекции рознь. У Микулина тоже течение болезни начиналось с поноса, а потом двухсторонняя пневмония подключилась.
— Скоро подавать заявку на будущий год, а у нас из десяти пациентов двое скончались на столе, трое умерли спустя полгода. Результаты не блестящие. Видит Бог, разжалуют до районной больницы. Упустим Еременко, пойдете вместе со мной колбы мыть — я не шучу.
— Не упустим, — добавила с улыбкой интерн Виктория и украдкой положила в чашку четыре кусочка сахара.
Елена Николаевна скептически посмотрела на нее и подошла к кофеварке.
— Все, я уезжаю на конференцию, — заявил начальник, остановившись в дверях. — Завтра планируйте шунтирование и замену митрального клапана.
Елена, откинув голову на спинку кресла, с закрытыми глазами пыталась вникнуть в разговор профессора с кем-то из родственников в коридоре.
— Пойдемте, покурим, — предложил худой хирург, проверяя в пачке количество оставшихся сигарет.
— Пойдем, — согласился полноватый Геннадий, оторвавшись от компьютера. — Слушай, Вик, сходи, пока что, измерь давление у Фадеевой.
— Хорошо, — ответила девушка в идеально выглаженном белом халате, вставая со стула и беря стетоскоп с манжетой. Оставаться наедине с Еленой Николаевной она не то чтобы боялась, но чувствовала себя в такие моменты неуютно. Особенно после неуместного вопроса насчет семьи и детей.
— Табу, — пояснила Вике подружка, медсестра Зоя. — Забыла предупредить. И не вздумай обижаться. Она этого не любит.
— Не собиралась я обижаться, — отвечала Вика. — Меня еще в детском доме отучили.
Да и как было обижаться, если ты работаешь в одном отделении с легендой и последней ученицей академика Щелокова, фотографией которого пестрели все форзацы учебников в университете.
Пробегая в первый день работы мимо гранитного барельефа с оттиском той самой фотографии, Вика с трудом верила, будто академик не только жив, но и благополучно работает на последнем этаже кардиологического корпуса, пока во время ночного дежурства не зашла в лифт и не столкнулась с ним нос к носу.
— Эта емкость надежней, — рассматривая сквозь толстые стекла очков кувшин, просипел старик. — Стеклянную банку не удержал. Пошел к патологоанатомам. Пока добрел —сердце тлеть начало. Еще немного — и догнало бы тело. Хорошо, кувшин с формалином нашелся.