В дальнем углу два лица без определенного места жительства пили принесенную с собою дешевую пшеничную водку, закусывая произносимыми по памяти строфами из «Евгения Онегина». Слева стояли три женщины, отмечая день рождения одной из них. Женщины обнимали друг друга, целовали в щеки, ворошили пятернями крашеные волосы, забыв про все обиды прошлого. Два студента фанатично обсуждали какой-то футбольный матч, о котором через год никто из них и не вспомнит.
— К Вам можно пришвартоваться маленькому человеку?
— Да, пожалуйста, — разрешила Алена, придвинув блины ближе к себе.
Есть одновременно хотелось и не хотелось. Вернулась тошнота.
Высокий худощавый человек поставил на столик тарелку с едой и пустой пластиковый стаканчик. Озираясь по сторонам, он достал из надорванного кармана пиджака фляжку, отвинтил пробку и, сгорбившись, наполнил стаканчик до половины. Потом вопросительно посмотрел на соседку.
— Нет, спасибо.
Мужчина, едва не задевая головой старый советский вентилятор, в два глотка выпил содержимое стаканчика и занюхал блином.
— Я ходил в эту блинную еще с дедом и отцом. Потом водил сюда сына. И надеюсь, что традиция на этом не закончится.
Человек вновь наполнил стаканчик до половины. Выпил. Занюхал блином. Движения были отточены до автоматизма.
— Границы ключ переломлен пополам, а наш батюшка Ленин совсем усох, он разложился на плесень и на липовый мед, а перестройка все идет и идет по плану! — запел хриплым голосом под ненастроенную гитару ветеран локальной войны в противоположном дальнем углу. Потом поперхнулся, взял в руку бутылку пива и сделал несколько глотков.
Ветеран смахнул крошки с медалей и продолжил:
— Я обещал ей не участвовать в военной игре, но на фуражке моей серп, и молот, и звезда, как это трогательно серп, и молот, и звезда…
Лопнула струна. Ветеран замолчал и стал возиться с гитарой.
— Без роду, без племени, — сказал сосед Алены, указывая на ветерана. — Советская власть его родители.
Алена без всякого аппетита съела один блин и предложила второй соседу. Тот с радостью принял угощение. Она вышла на улицу и села неподалеку, на лавку под тенью старого клена. Достала из кармана пачку сигарет и застыла с нею в руках. Сон не отпускал.
— Вы не можно уйти это место?
Алена удивленно подняла голову. Рабочий улыбался и в то же время непринужденно чистил ногтем белоснежные зубы.
— Мне велено тянуть лента, нельзя проход на стройка. Нужно кормить мои дети.
— Стройка? — непонимающе спросила Алена.