— Да, — смеётся он, — ты тогда ужасно напугалась.
— Неправда, мы вдвоём были страшно напуганы.
— Нет-нет, я держался молодцом, — Саша улыбается своей такой знакомой беззастенчиво открытой улыбкой.
— Так и быть, напугана была только я. Помнишь, ты тогда пошутил, сказав, что нужно было бросать крошки, чтобы вернуться.
— Помню. А помнишь, ты предложила попрощаться на случай, если на нас нападёт дикий зверь, и мы не успеем сказать друг другу самого важного.
— Да, — смеюсь я, — это было так глупо, но в тот момент я говорила серьёзно.
— Давай попрощаемся сейчас.
— Зачем? Здесь на нас вряд ли нападёт дикий зверь.
— Этого нельзя знать наверняка, — улыбается Саша. — Я хочу сказать самое важное.
— Тогда просто скажи.
— Нет, нужно именно прощаться, тогда слова звучат весомее.
Я смеюсь.
— Раз ты так хочешь, давай.
— Нужно взяться за руки, — он берёт мои руки в свои большие ладони и смотрит в глаза, то телу разливается трепетная нежность. — Аня, для меня нет никого ближе, чем ты. Ты словно часть меня самого. Где бы мы ни были, как бы далеко друг от друга нас ни забрасывала жизнь, даже на расстоянии в тысячи километров, я уверен, что буду чувствовать тебя так же сильно, как чувствую сейчас. Ты моя единственная любовь. Я всегда буду тебя любить.
— И я.
Он целует меня чувственно, до дрожи.
— Прощай, — шепчут его губы прямо возле моих губ.
Открыв глаза, я резко подскочила на кровати. В комнате было темно. Из окна лился оранжевый свет уличного фонаря, в котором плавали огромные хлопья мокрого снега. Я взглянула на часы — 3.55. Осторожно, чтобы не разбудить Марка, я села на край кровати и посмотрела в окно. Подхватываемые ветром снежинки кружились возле лампочки фонаря, словно рой беспокойных мошек.
«Конец марта, а до сих пор идёт снег. Странная весна», — подумала я.
Посидев так ещё немного, я взглянула на спящего Марка. Его широкая обнаженная грудь мерно вздымалась и опускалась, спокойное лицо казалось холодным и почти чужим.
«Неужели он тот самый человек, по которому я сходила с ума долгие восемь лет, воспоминания о котором хранила с таким благоговейным трепетом? Неужели он тот самый человек, любовь к которому я пронесла бы через всю жизнь… если бы… Нет, это не он. Того человека никогда не существовало, кроме как в моём воображении».
Я поднялась с постели и тихо вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. В кухне было темно и холодно. Решив не включать свет, я укуталась в толстый плед, залезла на диван с ногами, прижалась спиной к мягкому подлокотнику и уставилась в окно. Моё сердце ныло от тоски — безнадёжной, мучительной, от тоски по человеку, которого я когда-то любила… А быть может, не переставала любить никогда. Я закрыла глаза, и мои мысли возвратились к воспоминанию о недавнем сне, казалось, губы до сих пор хранили след трепетно-упоительного поцелуя, и по коже пробежала дрожь. В соседней комнате заскрипела кровать, послышался шорох, и вновь всё затихло. Я открыла глаза и посмотрела на дверь. Нет, видимо, Марк просто перевернулся на бок. Только теперь я осознала, что от моей безудержной любви к нему не осталось почти ничего, кроме трогательного, будоражащего воспоминания. Ещё совсем недавно я словно сидела у огромного пылающего костра. Огненные всполохи ненасытно лизали раскалённый воздух, согревая моё озябшее тело, обжигая кожу жаркими поцелуями. Сквозь сомкнутые веки сочился мягкий багрово-алый свет. Он то терялся в непроглядной темноте, то вновь вспыхивал с неистовой силой. Я отдавалась этому теплу и нескончаемой сладостной нежности. Но вдруг на меня дохнул ледяной порыв ветра. Мои руки озябли, я прижала их к груди, подалась вперёд, к полыхающему костру, открыла глаза и увидела, что вокруг клубится непроглядная ночь, а под ногами белеет холодная, едкая зола, больше не способная меня согреть.