Дабы продемонстрировать, она
и посмотрела на волны, облизывающие берег и врезающиеся в скалы под крики чаек, которые кружили в светло-сером небе. Подняв сигариллу к губам, Мия глубоко вдохнула и позволила теням в комнате ожить, и они, извиваясь, потянулись к ней – ласково, как давние возлюбленные.
– Можешь идти, – не глядя, сказала она старшему помощнику. – Я дам Эклипс знать, если ты мне понадобишься. Скажи капитанам «Обелиска» и «Коричной девицы», что планируешь убить меня в море, если считаешь, что это их успокоит. Если нет, я придумаю другой способ заставить их замолчать. Но, боюсь, уже навсегда.
Сигурссон повернулся к ней лицом, его зеленые глаза блеснули в полумраке.
– Да, ваше величество.
– Синь над головой и под ногами.
Ульф сдержанно поклонился и вышел из комнаты. Эклипс бесшумно последовала за ним. Мия осталась стоять у окна, прижавшись лбом к стеклу и глядя на море. Думая о губах Эшлин. О глазах Йоннена. О хмурых бровях Меркурио. Чувствуя, словно кровоточащую рану в груди, дыру в форме кота.
«Интересно, где он? В порядке ли? Богиня, как же я скучаю».
– Мне холодно, – вздохнула она.
– ТЫ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ МОЖЕШЬ ОДЕТЬСЯ, – ответил Трик.
Мия обернулась к бледному двеймерцу, тихо стоявшему у камина, и улыбнулась.
– Но это испортит мой образ Кровожадной Сучки. – Мия скривилась и поправила на себе плащ. – Однако ты прав. Эта старая кожа царапает мои донны, как наждачка.
Губы юноши изогнулись в слабой улыбке, и он посмотрел на дверь, через которую вышел Сигурссон.
– ТЫ ЕМУ ДОВЕРЯЕШЬ?
– Не так, как хотелось бы. Но Эклипс присматривает за ним. И он держит вульфгардов на коротком поводке. Ему просто нужно сохранять порядок несколько перемен, а затем он получит бесплатно корабль и трон. Думаю, мы можем рассчитывать на его жадность. Или хотя бы на страх.
– ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИНОГДА НЕМНОГО ПУГАЕШЬ, БЛЕДНАЯ ДОЧЬ, – сказал Трик, вспоминая их старую шутку. – НО БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ ТЫ ПРОСТО ВСЕЛЯЕШЬ УЖАС.
Улыбка сошла с его лица.
– ПРОСТИ. ЗНАЮ, ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ, КОГДА Я ТАК ТЕБЯ НАЗЫВАЮ.
Мия повернулась к нему и прислонилась к подоконнику, заведя руки за спину.
– В том то и дело, что люблю, – тихо призналась она. – Поэтому мне так больно это слышать.
Трик молча смотрел на нее. Его новая мрачная красота обрамлялась теплым сиянием огня. Он был все еще бледен, его кожа – гладкой и твердой, но поскольку до истинотьмы оставались считаные недели, он уже не выглядел как статуя, высеченная из алебастра. Мие показалось, что она видела пульс на его шее, под изгибом челюсти, над намеком на мускулы в вырезе рубашки…