– Она сказала, что я тоже зачат донной Корвере, – не дрогнув, закончил Йоннен. – Что моя мать – на самом деле не моя мать.
Император откинулся на спинку дивана, глядя на сына черными блестящими глазами.
– Это правда? – поинтересовался Йоннен.
– Правда.
Живот Йоннена скрутило. В груди заныло. Он знал. В глубине души он знал, что Мия не стала бы врать о таком. Но услышать подтверждение…
Его глаза обожгли слезы. Мальчик сморгнул их, чувствуя стыд и печаль.
– Она моя сестра.
– Я бы рассказал тебе. Когда ты бы повзрослел. Я не хотел тебя обманывать, сынок. Но некоторую правду нужно заслужить. А другая правда – лишь вопрос точки зрения. Хоть Ливиана и не родила тебя, она все равно любит тебя как родного. Не сомневайся в этом ни секунды, Люций.
– Мать дала мне другое имя.
В голос императора просочилась сталь.
– А это имя дал тебе я.
Мальчик склонил голову. И медленно кивнул.
– Да, отец.
Император всей Итреи поднял черную пешку с доски, но взгляд Йоннена задержался на стилете. Его отец покрутил фигурку в руке, позволяя тускнеющему свету упасть на полированный эбонит. Он поджал губы. Молчание затянулось.
– Что еще она тебе рассказала? – наконец спросил он. – Твоя дражайшая сестра?
– Многое, – буркнул мальчик.
– Она, случайно, не говорила, что планирует делать, если атака на гору пройдет успешно?
Йоннен пожал плечами.
– Да не особо. Но я догадываюсь.
– Тогда поделись своими догадками.
– Она снова попытается тебя убить.
– И это все, к чему она стремится? Убить меня?
– Ты ей очень не нравишься, отец.
Император улыбнулся и покачал головой.
– Что насчет ее союзников? Ваанианки? Рабов с арены? Мертвеца, вернувшегося из могилы? Что ты о них знаешь? Чего они хотят? Почему следуют за ней?
Йоннен снова пожал плечами.
– Эшлин, похоже, любит ее. Думаю, она следует за своим сердцем.
– А гладиаты?
– Мия спасла их от рабства. Они следуют за ней из любви и преданности.
– Как насчет мертвого юноши? Двеймерца?
Йоннен что-то пробормотал себе под нос.
– Я не слышу тебя, сынок, – сказал его отец с тихой злобой.
– Я сказал, что он не следует за ней. Наоборот, он пытается ее направить.
– Куда?
Мальчик посмотрел на шахматную фигурку в ладони отца. Сейчас он чувствовал себя ею. Маленькой пешкой на слишком большой доске. Время, проведенное с Мией, уже казалось сном. Его чувства к ней спутались в голове – восхищение, презрение, симпатия, ужас. Возможно, даже любовь. Она дерзкая и храбрая, и он знал, что она важная персона. Что ей отведена определенная роль в этой жизни. Но они были знакомы не больше восьми недель. А отца он знал девять лет. И иногда преданность отказывается умирать тихо, что бы там ни говорили в сказках.