Зарубин, подумав, послушавшись Еввина, согласился вести стенгазету. Гапоненко оживился: ну вот и отлично, давно бы пора! — и тут же стал наставлять, какие материалы готовить в ближайший номер.
— Все понял?
Зарубин кивнул: да, все.
Прежде чем отпустить, директор еще раз напомнил, чтоб номер, как только будет готов, ему принесли на просмотр. Он, Зарубин, редактор еще неопытный, так что лучше подстраховаться.
Больше недели ушло на собирание материалов. Три дня сидели, печатали от руки. И вот, в последний раз просмотрев, свежий номер торжественно, всей редколлегией потащили к директору.
Гапоненки в кабинете не оказалось. Ждали, переживая, волнуясь. Вышла она, стенгазета, красочной, яркой и острой, такая не может ему не понравиться…
Но вот появился и сам директор, вошел возбужденный, веселый:
— Ну как… Принесли?
Новый редактор широким и щедрым жестом показал на газету, успевшую уже свернуться в рулон. Ее торопливо, с готовностью развернули и, водрузив на обширный директорский стол, стали придерживать пальцами по краям, чтобы Гапоненке было удобно читать.
Оперевшись руками о стол, выставляя худые острые плечи, Гапоненко углубился в чтение.
В кабинете настала могильная тишина. Было слышно, как за окном чулюкали воробьи, буксовала машина, а в вестибюле кто-то упорно и неумело, то и дело сбиваясь, пальцем выстукивал на рояле мелодию «Трех танкистов».
Все с затаенным дыханием ждали, что скажет директор. Зарубин не без тревоги смотрел, как по мере прочтения испитое лицо Гапоненки, еще недавно веселое, возбужденное, принимало все более озабоченное выражение, начинало суроветь и хмуриться, а острые плечи вздергивались все выше…
Приговор был коротким: так не пойдет!
Надо, чтобы стенная газета вела коллектив, призывала, а тут… В училище могут зайти из райкома — что могут подумать, что скажут о нас?!
Оставив из прежних материалов только передовицу, которую сам же и написал, и две небольших заметки, все остальное директор заставил немедленно снять. Снять — и готовить весь номер заново. Зарубин пытался доказывать, возражать, но директор не стал даже слушать.
Через несколько дней в вестибюле, на стенке возле рояля, обычном месте Стенной газеты, был вывешен новый номер, с ударными броскими заголовками.
Мимо него проходили, как мимо пустого места.
Такая же участь постигла и номер следующий, в котором с трудом удалось отстоять всего лишь один критический материал, да и тот оказался Гапоненко сильно приглаженным.
Равнодушие, с которым все проходили мимо