Пока Колька сдавал остальные экзамены, Сашка успел уже съездить домой и вернуться.
Дома был встречен матерью со слезами: «Али опять провалился, не сдал? Вот наказанье-то, господи!» Но он поспешил успокоить ее: «Сдал, сдал!»
Еще было тепло, даже жарко порой, еще блестело по-летнему солнце, а осень уже начинала исподволь приживаться. Там и тут вплетала она желтые пряди в зеленые косы берез, светлой охрой красила кончики веток ясеней, на опушке недальнего леса яркими факелами зажгла молоденькие осинки. Веяло от всего миром и тишиной, благостыней. Но налетал вдруг острый северный ветерок, сорил по канавам, по колеям сорванной желтой листвой, морщил стылую воду в речке, заставляя ее блестеть лихорадочным синим блеском, гнал по лужам свинцовую рябь, и всё тогда наполнялось предчувствием близкой осени.
Кольку, вернувшись, он отыскал у речки, тот сидел и писал этюд.
За какой-то десяток дней отощал его друг до прозрачности, на костистом худом лице с остреньким, детским еще подбородком блестели одни глаза. Придя вместе с ним в общежитие, передал ему от родителей денег немного, пальтишко на зиму, шапку.
Спрятав в карман родительские рубли, Колька накинулся на домашние колобки и ватрушки, привезенные Сашкой, запивая из кружки холодной водой. Хоть и пробежала меж ними черная кошка после того самого случая (Колька не мог простить, что Сашка оставил его одного на диктанте), но все сейчас позабылось. Торопливо жуя, Колька весело вспоминал, сколько он нахватал на экзаменах «посов» и как, несмотря на плохую отметку по русскому, по настоянию директора все же его зачислили.