— Это отъезд Проминских на тебя подействовал, — сказала мать.
— Конечно, подействовал. Хорошо, когда знаешь, зачем живёшь, когда перед тобой большая задача. — Надежда Константиновна подошла к ней, обняла: — Родная моя.
После чугуна с горячим картофелем у Сосипатыча Прошка через силу одолел пышку, подсунутую ему Елизаветой Васильевной. Допил чай. Перевернул чашку вверх дном, как приучила бабка Степанида, блюдя свои строгие правила. Положил на дно чашки огрызок сахару и подумал с грустью, что пора в Ермаковское. Сказал спасибо за чай, сказал, что ермаковские кланяются, здоровья желают, а ему, Прошке, нельзя ли перед уходом Владимира Ильича повидать?
— Важное дело? — спросила Надежда Константиновна.
— Нет, дела важного нет. Просто повидать.
Надежда Константиновна пытливо на него поглядела и, ничего не ответив, ушла в ту комнату, где Прошке быть не пришлось. Не пришлось увидеть конторку с перильцами и лампу под зелёным абажуром, всегда на одном месте, у перилец, в левом углу. Владимир Ильич работал каждый день допоздна. Светит в окно ночью зелёная лампа. Тысячи вёрст вокруг. Всё ночь, ночь. Всё Сибирь да Сибирь. Всё тайга. Одна горит зелёная лампа.
Владимир Ильич за конторкой писал. Остро отточенный карандаш без остановки бежал по листу. Надежда Константиновна знала его манеру писать. Быстро, быстро, быстро! Она любила его манеру страшно быстро писать. Когда любишь человека, всё любишь в нём.
Надежда Константиновна присела к столу. Там её дожидались переводы и рукопись книги о женщине-работнице, которую она с таким увлечением писала. Но сейчас она пришла не за тем. Кутаясь в пуховый платок, она облокотилась на стол, подпёрла подбородок ладонями. Владимир Ильич оторвался от листа.
«Ты вошла, милая, побудь здесь, погоди, надо кончить, не упустить одно важное» — сказал его взгляд, ласковый и ушедший в себя, в свою мысль.
Он снова писал. Надежда Константиновна думала о том, как он много работает. Слишком много! Стал плохо спать. Похудел. Нервным стал. Посреди разговора иногда оборвёт нить, умолкнет, молчит. Три месяца осталось жить в Шушенском. Три самых трудных за всю ссылку месяца! Вся его душа, весь его ум, всё его существо сосредоточились на ожидании будущего, теперь близкого будущего, чем ближе, тем нетерпеливее рвётся Владимир Ильич к практической деятельности, восстановлению и созданию партии!
То, что Владимир Ильич обдумывал сейчас и писал, были статьи для «Рабочей газеты». Это была газета, которую год назад на I съезде партии в Минске признали официальным партийным органом. Участники I съезда почти все арестованы. Полиция преследовала газету. Вышли только два номера. Окольными путями Владимира Ильича известили, что товарищи пытаются возобновить выпуск «Рабочей газеты». Он писал для неё. Может быть, не удастся опубликовать в «Рабочей газете» эти статьи. Но важно было их написать.