Откуда-то внезапно появился конный егерь, держащий в поводу коней, на которых вскочили виконтесса и Тупица, или госпожа Лолита по-новому.
— К остальным, — сказала магиня егерю, кивнув подбородком на бывшую банду Гнуса.
— Не куксись, Гнус, — дала ему напутствие Тупица, — тебе даётся хороший шанс. Главное, не упусти его. Думаю, ещё не раз увидимся.
Бывший главарь банды мысленно усмехнулся. Он решил последовать совету своей сокамерницы и, как только представится шанс сбежать, он им тут же воспользуется. Главное, он понял, что их оставляют в живых, а значит, он найдёт выход.
Уже в то время, когда егерь гнал их в ограждённый лагерь, где, к моменту их прибытия, были сотни людей, Гнус начал строить планы побега. Он даже не подозревал, что в этот момент началась его карьера, приведшая его к славе одного из самых лучших полководцев в истории всей Тарпеции.
В особняке верховного дожа, пока ещё верховного, царила могильная тишина. Все домочадцы боялись даже шорохом привлечь внимание пребывающего в ярости Кая Шитора.
— Эти подонки хотят не только лишить меня права возглавлять Совет, не только права вообще занимать место в Совете, они хотят меня приговорить к изгнанию! — ревел Кай, обращаясь к ковру в центре своего кабинета, где, кроме самого верховного дожа, испуганно сжавшись, стояла его младшая жена, которую старшие заслали с предложением дожу хотя бы немного поесть.
Третий день, с тех пор, как он вернулся с заседания Совета, Кай находился в своём кабинете. Там он рылся в бумагах, разговаривал сам с собой, пил кальвадос, спал и наполнял ночной горшок, который потом выносил его раб, осмеливаясь заходить в кабинет, только когда хозяин спал. Обеспокоенные состоянием мужа и тем, что он совсем ничего не ел уже четвёртые сутки, с учётом того, что он и накануне Совета совсем потерял аппетит, две старшие жены решили, что младшей, у которой на руках грудной ребёнок, он ничего не сделает. Посылать с таким поручением раба или рабыню было бессмысленно и опасно не только для рабов — на такую опасность бы не посмотрели, ну, прибил бы и прибил, но и для самих жён.
— Они рано, рано радуются, скоты. Семья Шиторов, это им не безродные нищие выскочки!
Сказав это, Кай тут же вспомнил лицемерно сочувствующее лицо Помпа Шитора, своего двоюродного брата, который, в случае, если изгнание всё же состоится, займёт его место во главе семьи и место дожа в Совете, пусть и не верховного. Вспомнив о Помпе, Кай опять пришёл в затихшую было ярость. Тут и попалась ему на глаза застывшая в страхе Рода, его третья, самая молодая жена. От жестоких побоев, а может даже, и смерти, Роду спасло не то, что у неё на руках был полугодовалый сын Кая — для пребывающего в безумном гневе дожа это сейчас не имело бы никакого значения, а то, что растинский потомственный торговец из древнего рода, даже в безумии, был рассчётлив. Его жена — это не дочь золотаря и не рабыня. За ней, пусть формально она и стала после замужества частью семьи Шитор, по-прежнему стояла богатая и влиятельная семья Коннеги, и, причини Кай вред представительнице этой семьи, к тому же племяннице её главы, то изгнанием можно и не отделаться. Это будет долгая и весьма кровавая вражда. Такая, что однажды уже почти уничтожила семьи Нугаров и Домегов.