Бабушка подошла к нему, протягивая десять рублей. Она хотела его обнять, сама готовая разрыдаться. Он вскочил и замахнулся на нее кулаком, я бросилась наперерез, закрывая старуху своей спиной.
– Что, удобрения пожалел? Ну получилось так, что теперь поделаешь? – закричала я.
Он опустил кулак, еще минуту смотрел на нас с нескрываемой злобой и ненавистью, в какой-то оторопи, а потом выскочил из калитки, прыгнул за руль “девятки” и, газанув, умчался по дороге в город.
– Больной, верно, контуженый, – сказала бабушка, убирая десятку в кошелек. – Сколько их, мальчишек с Афгана, попорченных войной, – и, тяжело вздохнув, пошла в дом.
Гену я больше не видела, да и Ирка с ним после этой истории не встречалась, говорила, что внезапно уехал в другой город и весточки не оставил. А сад бурно цвел до самых морозов, и, даже когда выпал первый пушистый снег, замерзшие в лед цветы стояли, словно в сказке про Снежную Королеву, не теряя своей красоты.
Простое и хорошее
Андрей Юрьев
Есть простые существительные: дача, дом, велосипед, яблоня. Приехали. Это уже глагол, но тоже очень простой. И есть, например, постановление Совета Министров СССР от 24.02.1949 года № 807 о коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих. Вы удивитесь, но несмотря на тяжеловесный заголовок, очень простой документ. Одна страничка, шестнадцать пунктов и опять же простые цифры, но сколько в них всего! Выделить из земфонда участки 600 кв. м в черте городов и 1200 кв. м вне черты. Закрепить в бессрочное пользование при условии беспрерывной работы на предприятии в течение 5 лет с момента дачи. Обеспечить инвентарем: мотыгами, тяпками, ножами, пилами, лейками, бочками, а также саженцами плодовых деревьев и кустарников. Льготные навигационные билеты для проезда к местам в период с ц марта по 15 октября. Строго: рабочие и служащие обязаны личным трудом освоить землю. Срок исполнения: месяц. Подпись: товарищ Сталин.
За каждым пунктом проступает, что водяной знак на гербовой: жрать нечего, жрать нечего, нечего жрать в стране. Голод: простое существительное. Ленинградцы не могли наесться до середины пятидесятых. Вот и поехали в дебри Карельского перешейка поднимать супесь. Рубить берёзы и сосны, корчевать, расчищать, предуготовлять для посадки зимостойких сортов яблонь и слив глинистую землю, нафаршированную гильзами и пулеметными лентами, натыкаясь то и дело лопатой на неразорвавшийся снаряд. Принялись сколачивать зыбкие фанерные домики и все-таки, все-таки с незатейливым, но обязательным ламбрекеном и наличниками вкруг окошечек. И все-таки, все-таки – аккуратная буржуйка-голландка и стол со скатеркой, и чай в граненых стаканах в подстаканниках, и приглушенный хруст надломленной сушки в хозяйской руке. Еще нет ни черных просмоленных столбов на бетонных сваях, от которых потянутся к чердакам толстые медные провода, ни воды в медных же трубах, ни громоздких грузовиков, развозящих красные баллоны с пропаном, ни тускло-желтых молоковозов, ни темно-зеленых цистерн с гофрированными кишками для отгрузки навоза в ямы.