Воскресная прогулка
Максим Д. Шраер
Три крысы в костюмах и шапках из плюша…
Самуил Маршак
В авторском переводе с английского
Пока последняя суббота февраля погружалась в сумерки, Дэнни Кантор переплывал широкое море предместий. Он приближался к тихому колониальному городку, где уже почти пять лет жила Эстер, работая над диссертацией по советской истории в одном из старейших университетов страны и при этом делая вид, что ей не приходится иметь дело с идиотами и негодяями, какими полнится окружающий мир. А Дэнни? А Дэнни предпочитал думать, что за исключением гениев, вскакивающих среди ночи, чтобы записать формулу на полях пророческого сна, – аспиранты просто выпрашивают у жизни отсрочку, откладывают болезненное падение в реальную жизнь. Сам он бросил докторантуру после сдачи диссертационных экзаменов. С тех пор прошло семь лет, и он ни разу не пожалел, что не стал профессором.
Дэнни старался сосредоточиться на предстоявшей в понедельник встрече со шведскими партнерами, но мысли сами собой уносились в крошечный колледж в Беркширских горах, где он в последний раз в жизни преподавал. Преподавание было подобно скармливанию собственной печени голодным неблагодарным орлятам. Душная ночь в середине июня, их первая ночь… В темноте цвели папоротники, путы невесомых паутинок оплетали губы и скулы. Она не посещала его семинары, и до того вечера они едва обменялись парой фраз. Они договорились встретиться под вечер в местном питейном заведении. На Эстер было голубое хлопчатобумажное платье с открытыми плечами и клоги, которые тогда еще только входили в моду. Нарочито короткая стрижка придавала особое изящество ее носу и подбородку. Ноги у Эстер были чуть-чуть коротковаты, но длинное платье скрывало это несовершенство. Когда она улыбалась, на щеках вырисовывались ямочки. Глаза Эстер лучились той самой загадочной смесью страсти и смерти, которая неизменно вызывала в нем прилив желания. Они оставили на изрезанной временем стойке бара полупустые стаканы рыжебородого эля и отправились, рука об руку, в заброшенную каменоломню на краю соснового леса. Там, на крышке огромного холодного валуна, они любили друг друга, и Дэнни увидел, как гигантский светляк пронзил лесную тьму, и снова почувствовал в себе жизнь – трилистник, прижатый к его виску, ее пальцы, шарившие по его затылку, ее зрачки, вырывавшиеся из радужек. Потом, лежа на мшистом валуне и не размыкая объятий, они открыли друг другу первые тайны.
Отец Эстер умер от разрыва сердца, когда ей было семь лет. Мать так больше и не вышла замуж, а Эстер стала связывать инстинкт продолжения рода со страхом смерти. Дэнни унаследовал несколько иной взгляд на этот вопрос от своего литовского прадеда, убитого под Ковно в августе сорок первого. В одном из лабиринтовых своих трактатов прадед-литвак писал, что любовь есть предвкушение иных миров, и Дэнни воспринимал эти слова едва ли не буквально: занимаясь любовью, мы на какой-то миг умираем и вступаем в иное измерение…