Мы почти дошли до Ботанического сада, как вдруг Кара ойкнула и встала на месте. Я обернулась – и увидела жуткую картину: на золотистых волосах лежала, подтекая, крупная жирная клякса. Голубь от всей души пометил мою американку, она не могла открыть глаза, даже пошевелиться не смела! Я попыталась оттереть эту дрянь влажной салфеткой, но дрянь, конечно, не поддавалась: парижские голуби хорошо питаются, не всякая чайка так сумеет… Предложила повернуть домой, но Кара сказала: нет, пойдем в сад, как договаривались. Чтобы утешить ее, я сказала, что в России это хорошая примета – к деньгам! Какие странные у вас приметы, удивилась Кара. И тут же, будто мало голубя, с поводка у худенькой старушки сорвалась вовсе не худенькая собака: переполненная радостью, возможно, узнавшая в Каре какую-то свою знакомую из прошлой жизни, собака в три прыжка подскочила к нам и встала грязными лапами на плечи коллажистке, оставляя на куртке сочные, свежие отпечатки. Старушка извинялась – дезоле! – Кара чуть не плакала. Внезапно пошел дождь, и Ботанический сад мы так и не увидели, спрятавшись в метро. На пути в резиденцию мы обе вымокли, “надеюсь, эту твою Кару хорошенько отмыло”, пошутила вечером моя добрая мама. А я подумала, что “Кара” по-русски звучит как “Наказание” – Кара Небесная, вот что такое был этот наш сегодняшний поход.
Новые ботинки промокли насквозь и хлюпали, пока на сцене “Комеди Франсез” ходили меж березок горьковские дачники. Артисты старательно произносили сложные русские отчества, загадочная русская душа всходила над сценой, как Луна, Джереми взял мою руку ровно за три минуты до антракта. Я угадала его жест ровно за секунду до этого – как всю жизнь просыпаюсь ровно за секунду до звонка будильника.
12 апреля
День космонавтики, а у нас в России – еще и Пасха. Тот редкий случай, когда космонавты на орбите все-таки увидели Бога.
До отъезда – неделя. Записи мои заброшены, работы недоделаны, зато мы с Джереми обошли все парижские сады и парки, от Булонского леса до висячего сада на крыше вокзала Монпарнас, от Монсури до Сен-Клу, от Пале-Рояля до Тюильри. В моем родном городе есть два дендрария, ЦПКиО имени Маяковского (с гипсовыми статуями и маньяком в анамнезе – поэтому в народе его зовут “парк Маньяковского”), есть скверы и парки, названные в честь Энгельса, Павлика Морозова и какого-то съезда комсомола. Под деревьями там лежат сметенные в кучу человеческие зависимости – шприцы, окурки, банки из-под пива.
В Париже мы ходим по паркам и садам, иногда Джереми берет меня за руку – и всё. Кара сказала, он очень известный скульптор – что всем нам и не снилась такая слава.