– Да дело-то несложное! Ты, батюшка, Савватея Моркова помнишь?
– Которого на днях отпевали?
– Его самого!
– Как не помнить!
– Тот Савватей ведь из дому только к тебе в храм ходил, и сразу же – назад?
– Его от старости уже ноги плохо держали.
– А скажи, батюшка, ты ведь всех старцев знаешь, какие к тебе исповедоваться и причащаться ходят?
– Как не знать! Да на кой тебе, чадо, эти старые сморчки сдались?
– Хочу докопаться, с кем тот покойный Савватей дружбу водил. Они же, старики, после обедни на паперти сидят, разговаривают.
– А что такое?
Стенька подумал, подумал – да и рассказал отцу Кондрату про уворованную харю.
– Стало быть, хочешь знать, кто с ним срядился ту харю резать…
– Тут, батюшка, одно из двух – либо тот человек с ним в самой церкви или возле нее встречался, либо у них посредник был, кто-то из давних Савватеевых приятелей.
– Да, коли в семье ничего не знают, значит, искать нужно вокруг храма…
Отец Кондрат вздохнул, словно бы от безнадежности, а потом хмыкнул – словно бы мысль родилась!
– Тебе, Степа, с Кузьмой потолковать надо. Он не так чтобы стар и с тем Савватеем большой дружбы не водил, однако поболее моего видит…
Кузьма был человеком в храме самым необходимым. Когда покойный государь вздумал Польшу воевать, то Кузьма побывал с воеводами Артемием Измайловым и Михаилом Шеиным под Смоленском и даже в крепости Белой, откуда в сто сорок втором году прибыл лежа в телеге, с оторванной пушечным ядром ногой. Ему бы полагалось с таким увечьем уйти в обитель, и, вздумай он это, подай он челобитную, что денег на вклад не имеет, сам государь пожертвовал бы сколько нужно. Однако Кузьма решил, что как раз теперь ему самое время жениться на какой-нибудь вдовушке – вдовы на Москве не переводились… И точно – женился! Да только жизни с той Марфой не получилось – рожать не рожала, а лишь смотрела, где бы нагрешить. В конце концов Кузьма прибился к церкви. Жену из дому гнать не стал, и правильно сделал – сама ушла. А он наловчился мастерить преизрядные свечи, большие и малые, маканые и катаные, даже отливать обетные – пудовые, а также звонить в колокола так, что сердце радовалось. Мог и читать по покойнику, если заплатят.
Вот и вышло, что целыми днями Кузьма жил то в церкви, то возле.
Стенька отыскал его между церковью и колокольней, у алтарной стены. Там в небольшом оконце висел сигнальный колокол под названием ясак. Во время службы в нужный миг дьячок дергал за веревку, ясак испускал негромкий звон, и по тому звону уж начинал орудовать на колоколенке Кузьма.
– Бог в помощь! – сказал земский ярыжка звонарю.