– И тебе! – отозвался тот, занятый делом – навязыванием новой веревки.
– Подсобить?
– Да уж управился.
Звонарь одевался на иноческий лад – в какой-то старый подрясник, на голове имел черную скуфеечку, и кабы не прислоненный к стенке костыль – ввек бы не догадаться, что одноног.
– Отец Кондрат благословил тебя расспросить.
– Коли так, то присядем.
Возле колокольни Кузьма врыл для самого себя в землю скамеечку. Там и расположились.
– Ты покойного Савватея Моркова хорошо знал?
– А как его не знать! Дедок был ведомый.
– И по дереву хорошо резал.
– Да, этим ремеслом владел.
– Он с кем-то сговорился одну вещицу вырезать, как раз закончил – да и помер. Вещица же осталась, никто за ней не идет. Невестка говорит – не иначе, как в церкви с тем человеком встречался, потому что домой к ним никто чужой не хаживал. Так, может, ты тут чужого приметил? Это могло быть перед Благовещеньем.
– Чужого бы приметил. Ты же знаешь – всякий в храм своего прихода норовит. А вот был один человек, не так чтобы чужой, да и не совсем наш. Ты Ерофея Жеравкина знаешь?
– Тот, что через улицу от меня живет, что ли?
– Ну, это уж тебе виднее. Он младшую дочку отдал – за кого, не скажу, а слыхал, что тот человек у какого-то боярина ключником… И бывало, что зять вместе с ним в церковь приходил и обедню стоял, подружился он с зятем. Сдается, что и старого Савватеюшку я вместе с ними двумя видывал.
– Сделай божескую милость, разузнай, как того зятя звать и где служит! – попросил Стенька. – А я уж в долгу не останусь!
И, простившись, поспешил в Земский приказ – выслушивать от Деревнина нагоняй и рассказывать заранее сочиненное вранье.
Уж каким чудом он на сей раз батогов избежал – этого и сам понять не мог. Разбирались в провале облавы шумно – кое-кто и по уху схлопотал.
Стенька мог бы сказать, что скоморохам помогли уйти два конюха, да ведь это еще доказать нужно! А про его горячую любовь к конюхам с Аргамачьих конюшен Деревнин знал…
Поздно вечером, совсем обалдев от суеты, Стенька шел домой. Ему есть и то уж не хотелось. Хоть и говорят, что брань на вороту не виснет, однако столько он той брани наслушался, что в конце концов она обрела чугунный вес и прицепилась, окаянная, к сапогам. Стенька еле ноги волочил, взбираясь на крыльцо.
– Я службу отстояла, – сказала Наталья, – так Кузьма-звонарь тебе кланялся, велел сразу к нему бежать. Что у тебя еще за дела со звонарем?
– Я учиться к нему пойду, – буркнул Стенька.
– Мало тебе грамоты?!?
– Свечному делу.
И, пока жена стояла разинув рот, Стенька дал ходу.
Кузьма жил в таком домишке неподалеку от церкви, что удивительно было, как тот домишко ветром не повалит? Он совсем почернел и редкостно скособочился.