– Ох, знаю я ваши молодецкие грехи! Эти – Господь прощает, – обнадежил кладознатец. – Так вот что я сказать хочу. Вы же все втроем на ту харю набрели?
– Втроем, – согласился Данилка.
– А как это вышло?
– По делу ехали, службу исполняли, торопились, после дождей дорога в лесу топкая, решили тропами, там посуше, – объяснил Данилка. – Вот я ее и увидел.
– Стало быть, запомнили, где та харя, и дальше поехали? Вокруг не шарили?
– Так торопились же! – Данилка похвалил себя за то, что вспомнил уговор – не рассказывать кладознатцу о мертвом теле.
– Так послушай меня, свет. Коли мы вчетвером за кладом явимся, трое старых да один ты – молодой, кладу это может не понравиться, он еще подумает – даваться в руки или нет. Он, может, и вовсе не покажется.
– А как он показывается?
Данилке представилось почему-то, что земля под ногами делается прозрачной, и в глубине сама откидывается крышка окованного сундука, и из него распространяется голубое сияние жемчугов и самоцветов…
– По-всякому бывает. Случается, что и в свином образе. Ты крестишься от ужаса – откуда это ночью свинья в лесу взялась? А это клад вышел, тебя испытывает. А мне как-то в подлинном своем виде показался. Был косогор – и нет его, а стоит сундук, весь железными полосами окован, аршина два в длину, не меньше, и обтыкан по бокам большущими костями! У меня – мороз по коже! Я его закрестил – он и пропал. Кто его знает, чьи это кости. Я ведь, свет, когда иду клады брать, и образа с собой беру, и ладанки, и молебны служу.
– И помогает? – спросил Данилка.
– Я вот с боярином одним, имя называть не стану, клад брал. У него старая кладовая роспись имелась, но он в ней разобраться не умел. И как собрались мы – молебен отслужили, исповедались оба, причастились. И взяли мы кубышку с серебром и с золотом, еще в Смутное время зарытую. Боярин щедрый был – я десять рублей у него взял. Так вот, послушайся, молодец, доброго совета! Уйди ты тихонько от своего татарина со скоморохом! Ты ведь и сам знаешь, где та харя к дереву приколочена! Мы вдвоем пойдем да и возьмем клад!
Такого предложения Данилка не ожидал. И тут же вспомнил предупреждение Третьяка – мол, чересчур хорошо кладознатец понимает свою выгоду…
– Нет, батюшка Абрам Петрович! – твердо сказал он. – Товарищей обижать не могу!
Должно быть прав был дед Акишев, утверждая, что упрямство у Данилки на лбу написано. Кладознатец, видать, разумел той же самой грамоте, что и дед, слово прочитал и выводы сделал.
– Та что ж ты ершишься? Ты до конца дослушай. Я тебе про что толковал? Что клады стариков не любят, что охотнее к молодым в руки идут! И вот я придумал, как клад обмануть, а ты сразу «нет»! Мы за кладом-то пойдем вдвоем, а как добудем – поделим на четверых! Как тот скоморох говорил, каждому – четвертую часть. Им и трудиться не придется – готовенькое принесем!