— Ещё месяц назад я бы с тобой полностью согласился, Ингрид. Но сейчас, с обоими фронтами, движущимися с обеих сторон, я хочу, чтобы моя жена была как можно дальше от Берлина, когда они сюда войдут. Гитлер уже приказал уничтожить все до одного более или менее значимые объекты инфраструктуры по всей территории рейха. Можно и не говорить, что он скорее согласится сровнять столицу с землёй, чем передать её в руки врагу. Бои будут идти на каждой улице и за каждый дом. Ты действительно считаешь, что моей жене будет лучше остаться здесь, под всеми этими бомбёжками, обстрелами и взрывами?
— Я никуда не собираюсь, — снова повторила я и глотнула горячего ромашкового чая.
— Генрих, наши войска будут здесь в очень скором времени. — Рудольф занял место напротив Генриха и попытался убедить его вместе с Ингрид. — Наши люди позаботятся о вас с Аннализой, а как только родится малыш, вы все сможете спокойно лететь в Нью-Йорк с новыми паспортами. Не паникуй раньше времени. Наша армия — не какие-нибудь варвары, твоей жене совершенно ничего не угрожает.
— Меня не ваша армия волнует, а Красная, — тихо проговорил Генрих. — А если они первыми войдут в Берлин? Тогда что?
— Не войдут. Гитлер никогда такого не позволит.
— Ну да. А ещё он говорил, что никогда не позволит, чтобы хоть одна бомба упала на землю Германии. А теперь оглянись вокруг — почти все наши города лежат в руинах.
— Я всё равно никуда не поеду, — упрямо повторила я, хоть в этом и не было никакой надобности. Генрих и так уже понял, что выбора у него иного не осталось.
* * *
— Пожелай мне удачи. — Эрнст набросил форменное пальто, долго смотрел мне в глаза и наконец поцеловал так, будто не знал, увидимся ли мы снова. Я тоже вцепилась в его лацканы, отчаянно стараясь отсрочить момент неминуемой разлуки. — Если меня не пристрелит наше гестапо, и если я не попаду под воздушный налёт, вернусь через несколько дней.
— Эрнст, я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, родная. Береги себя!
Он направился было к двери, но тут же снова вернулся, чтобы в последний раз меня поцеловать. Я слушала его удаляющиеся шаги с тяжёлым сердцем; в конце концов то, что он собирался провернуть фактически за спиной своего начальника Гиммлера — начать переговоры о заключённых и военнопленных с Международным Красным Крестом — было крайне рискованной затеей. Вся проблема заключалась в том, что на тех евреев и союзных солдат из лагерей, которых Эрнст собирался передать в руки союзникам целыми и невредимыми в залог доброй воли, Гиммлер уже имел свои виды. Вместе с Шелленбергом Гиммлер уже вовсю торговал этими самыми заключёнными со швейцарским еврейским сообществом в обмен на бензин, машины и пленных эсэсовцев. Можно и не объяснять, в какое бешенство Гиммлер пришёл бы, узнай он, что упрямый австриец начал свои собственные переговоры за его спиной, в надежде вернуть хотя бы часть безвозвратно утраченного доверия к правительству рейха.