Конец был близок, конец рейха, конец той Германии, какой мы её знали, конец войны… Мы с Генрихом и остальными сотрудниками РСХА проводили почти каждую ночь в бомбоубежище под зданием. Нельзя было вообразить себе более страшной картины, чем видеть всех этих влиятельных людей, только недавно державших неограниченную власть над целой нацией в своих руках, теперь молча сидящих бок о бок с руками, стискивающими виски в отчаянии, замершие, будто мраморные статуи на кладбище, с лишёнными надежды взглядами, направленными в пол.
Война была проиграна, всем это уже давно стало понятно. Единственное, что занимало их умы, так это любой ценой спастись в адском пекле бомбежек, и как найти путь к свободе, пока ещё не было поздно. В эти последние дни каждый из этих увешенных крестами блестящих офицеров должен был решить для себя, что было лучше: отдаться на волю победителей в надежде на гуманное обращение, или же попытаться прорваться сквозь вражеское кольцо, пусть и рискуя быть повешенными собственными бывшими подчинёнными, поймай их те за дезертирством.
Ничто не может быть более пугающим, чем делить убежище с людьми, одержимыми только одной мыслью — о собственном спасении, и готовыми убить, продать или предать своих бывших коллег при малейшем шансе на спасение. Никому больше нельзя было доверять. Временные коалиции формировались для сиюминутной выгоды, и вчерашние союзники получали удар в спину, как только новый временный вожак приходил к власти и обещал что-то повыгоднее. Не думаю, что за всю историю рейха гестапо было так занято расстрелами, как в те кровавые мартовские дни.
Самым страшным было то, что происходила эта грызня за власть не только в РСХА, но и на самой верхушке. Каждый вёл собственную игру: Гиммлер отправился на фронт под предлогом того, чтобы ободрить своих солдат, в то время как истинной причиной была его надежда на заключение договора с западными державами против Советов. Шеф гестапо, Мюллер, вовремя смекнув, что союз Борманна-Кальтенбруннера был куда более выгодным, чем союз Гиммлера-Шелленберга, когда рейхсфюрер впал в немилость фюрера, быстро сменил сторону и чуть ли не клялся в верности новым хозяевам.
Рейхсмаршал Геринг следил за своим бывшим идолом, Гитлером, вместе с которым они начали строить новый тысячелетний рейх менее двадцати лет назад, глазами гиены, только и ждущей, чтобы всадить зубы в глотку полумёртвого волка. Только министр пропаганды Гёббельс, верный своему фюреру до конца, следовал за ним маленькой хромающей тенью, всё ещё надеясь на чудо, в то время как вся верхушка рейха уже втайне паковала чемоданы, набивала карманы поддельными деньгами, прятала цианид в кольцах и посылала всё ещё верных адъютантов найти похожих на них евреев, эвакуированных из ближайших лагерей, чтобы позже одеть их в свою форму и похоронить полусожжённый труп вместе со своим старым паспортом.