На обоих лестничных пролётах воцарилась неожиданная тишина, и только сейчас, оглянувшись, я заметила, что последний офицер, оставшийся у входа, также был мёртв, скорее всего убитый осколком гранаты, которую взорвал его командир всего пару минут назад. Я снова перевела взгляд на своего теперь уже потерявшего сознание мужа и, испугавшись почти что мертвенной бледности его лица, поняла, что дольше тянуть было нельзя. Единственные люди, у которых сейчас можно было спросить врачебной помощи, находились внизу. У них даже карета скорой помощи стояла на другой стороне улицы (наша, немецкая конечно же, но всё же), куда они сносили своих раненых солдат; я сама её видела этим утром из окна. Если кто мог помочь моему мужу, так это были они.
Мои руки предательски дрожали, когда я осторожно снимала один из стульев с баррикады в дверях и опускала его на пол.
— Там кто-нибудь есть? — крикнула я, всё же прячась на всякий случай за дверным косяком. — Мы сдаёмся! Мне срочно нужна медицинская помощь! Поднимитесь сюда, пожалуйста, мы не будем стрелять, я обещаю!
Какое-то время я сомневалась, что они хоть что-то из моей речи поняли, судя по тому, что долгое время мне никто ничего не отвечал. Но затем наконец голос отозвался снизу:
— Сдаваться?
— Да, да, мы сдаёмся! Мне нужен доктор! Доктор! — я как можно понятнее произнесла последнее слово, надеясь, что они меня поймут.
— Выходи руки вверх!
— Я не могу выйти отсюда, выход забаррикадирован! — крикнула я в ответ, оценивая взглядом навороченную друг на друга мебель. Ещё несколько стульев я сдвинуть, конечно, могла, но вот бывший стеллаж, где раньше хранились многочисленные дела, огромный металлический сейф и уж тем более перевёрнутый тяжеловесный письменный стол были мне явно не под силу. — Вы не могли бы подняться ко мне?
— Выходи руки вверх! — повторил голос снизу, явно не понимая, что я говорила.
— Не могу! — Я попыталась вспомнить, что они обычно кричали на немецком снаружи, чтобы объясниться в понятных им терминах. — Сдаёмся! Руки вверх! Нужна помощь! Пожалуйста! Доктор!
— Руки вверх! — голос теперь звучал значительно ближе, и я уже слышала, как осколки цемента шуршали под его тяжёлыми сапогами. Русский. Враг.
Я быстро оглянулась на Генриха, убеждаясь, что он всё ещё дышал, осторожно поднялась с колен — впервые за несколько часов — и подняла руки над головой, медленно подступая вплотную к баррикаде.
Я увидела его в тот же момент, что и он меня, — совсем молоденький русский солдат с винтовкой наперевес. Он быстро направил её на меня и сдвинул брови.