— Странная ты, Кэрол Девенпорт.
— Почему это еще? — Вот какой-какой, а странной меня еще никто никогда не называл.
— Ну, такая… Сухая и лаконичная в общении, строгая, серьезная… Мысли у тебя в голове такие правильные… А вот, крыса на уроки таскаешь.
Я хотела возразить, но поняла, что так оно и есть. И совсем уж неожиданно для всех ответила:
— Да это не в моей голове мысли, Клайд, это в головах родителей и всяких авторитетных людей. А вот что в моей голове…
Лицо Клайда вдруг погрустнело. Внезапно, как будто на что-то решившись, он присел передо мной на корточки, оказавшись даже так ростом до моей груди. Ух, ну и малявка я.
— Я вижу, что ты ищешь и не знаешь, что там, и переживаешь. Я тоже пока не знаю, но одно тебе могу сказать точно: солнечный свет там есть. — Он взялся за мою руку, в которой сидел Спарки, и улыбнулся. Уже — как взрослый.
Знаете, это были самые важные слова, сказанные кем-либо в моей жизни.
Клайд так и сидел, думая о чем-то своем и глядя на меня снизу вверх, я стояла, не смея разорвать руки и нарушить что-то хрупкое, что в этот момент начало появляться. Я даже дышать не хотела. Мне и так было хорошо.
Слишком долго он меня касается, слишком долго для учителя. Ну и пускай, разве не наплевать?
Прозвенел звонок. Как досадно. Клайд, словно очнувшись от чего-то, встал, кивнул мне и пошел по коридору. Потом спохватился, вернулся и сказал, что проводит меня на следующий урок.
* * *
Что-то невозвратимо изменилось во мне в последнее время, причем это не был длящийся годами закономерный процесс, это был взрыв, апогей меня, то самое извержение вулкана — да, стихийное бедствие в моей голове свершилось, и как ни странно, принесло мне облегчение. Да, меня кто-то будет ненавидеть, да, кто-то презирать. Но я не пончик, чтобы нравиться всем. Я знаю, кто я есть, знаю, кем хочу быть. О глобальных вещах я больше не думаю уныло — «ну да, каждый человек в мире ищет себя», и даже больше — я не ищу себя, я себя создаю. Каждый день, каждый, час, каждую гребаную секунду — я есть, я заметна, я дышу до боли в ребрах. Это похоже на пик, стремительный взлет моей жизни — такие души не длятся долго, они вспыхивают и сгорают дотла. Я это понимаю, и чувствую, что этот восторженный хаос и тотальное понимание всего, что происходит вокруг, всесилие и всезнание — не будут длиться вечно. Боюсь ли я это потерять, потерять себя? Да.
Но страх лишь делает меня еще более отчаянной и настоящей.
Я вдруг обратила внимание, что у меня серые, бледные, почти прозрачные глаза. Как слеза, говорит сестра. Нет, Нэнси, не слеза. Скорее уж нитроглицерин.