Вахтовики ринулись следом, но было поздно. В стене коридора, чуть выше пола, имелся люк станционной вентиляции (очередное не самое адекватное решение проектировщиков). Решетка люка постоянно забивалась, ее приходилось снимать и прочищать, поэтому в какой-то момент эксплуатации она была демонтирована, чем маленький негодник не преминул воспользоваться.
Преследователи в замешательстве остановились возле лаза. Из вентиляционной трубы доносилось шуршание и цокот маленьких коготков.
— Ушел, — разочарованно протянул Григорий.
— Выманим! — зло пробормотал Василий и отправился к грузовому отсеку. Топал он так, будто бы хотел пробить пол корабля. Вернулся Петрейкин, держа в одной руке маленькую синюю миску, а в другой — пакетик с блестящей черной дробью, служившей электронному питомцу пищей. Закинув одну дробинку в миску, Василий аккуратно поставил ее возле люка и елейным голосом пропел:
— Цыпа-цыпа-цыпа! Киса-киса-киса! Кушать!
— Как-то ты его странно зовешь, — с сомнением заявил Григорий.
— А как мне его звать? — огрызнулся механик. — «Эй, тварь, иди жрать?» Оно вообще что такое?
— Может, нужно пошебуршать? — предложил астроном.
— Прошу, маэстро! Шебуршите сколько влезет.
Но сколько коллеги ни «шебуршали», ни «кыс-кысали» и ни взывали на разные голоса, привлечь зверька не удалось. Спустя минут десять разъяренный Петрейкин предложил плюнуть на все и замуровать существо в вентиляции. Что и было исполнено. Миска была убрана, а решетка люка принесена со склада и водворена на место.
Остаток дня прошел относительно спокойно, за уборкой и починкой оборудования. Несколько раздражал цокот коготков, время от времени доносившийся из разных мест, но было решено, что с этим можно мириться.
Беда пришла ночью. В двенадцать часов, когда оба вахтовика отошли ко сну, раздался душераздирающий вой.
— Моу-оу-мо! — вопило неведомое чудище, а трубы вентиляции множили и усиливали этот крик.
Вахтовики в ужасе подскочили на койках. Вырванные из сладких коконов сна, не понимающие спросонья, что с ними случилось, где они, да и кто они, космонавты какое-то время затравленно озирались.
Наконец Василий заплетающимся языком произнес:
— Это оно… Оно проголодалось.
— Кто — «оно»? — сонно пробормотал Григорий.
Мысли его еще путались, а в голове туманной пеленой проносились обрывки сна, где грациозная мулатка, одетая в одну лишь травяную юбку, долго и страстно танцевала вокруг него, а затем наклонилась к уху и пронзительно заорала: «Моу-оу-мо!»
Василий, который уже успел немного прийти в себя, тупо посмотрел на коллегу и медленно ответил: