Тут Зиночка усиленно кивает головою. И в это время на кухне появляется проснувшийся от всей этой болтовни Олежек — симпатичный белобрысый мальчик. Увидев то, чем занимается мама, начинает канючить сонным голосом:
— Мама, дай мне кекса! Я очень люблю, когда ты делаешь такой кекс!
— Ну какой кекс посреди ночи!
— Ну вы же едите. Почему мне нельзя?
— Мы — взрослые. А ты — ребёнок. Завтра поешь, а пока марш в свой туалет да ложись-ка спать!
— Так вот я о мужиках, — продолжает Лариса, дождавшись, когда Олег окончательно уйдёт спать в свою комнату. — Им бы, гадам, лишь бы своё сделать, а что там у женщины после них — это ведь им, паразитам, неинтересно…
— Ой, и не говори! — тяжело вздыхает Зина.
— И тогда всё спасение — только в гинекологе! А я люблю приносить людям пользу. Терпеть не могу напыщенных слов, но это — моя жизненная позиция, Зиночка, моё кредо: быть полноценным членом общества! И вот представь: на пути к этой цели стоит латынь… Это какой-то бред сумасшедшего, а не язык! А эти древние римляне — просто маньяки какие-то! Разве можно было придумать такой язык!..
Зина сочувственно кивает.
— А врачом так хочется стать. А значит, и латынь надо учить. И вот тут в моей жизни появился Павлик.
— Павлик у меня молодец, — с гордостью за меня говорит Зина.
Ларисочка делает мощную затяжку и окутывается облаком дыма.
— Молодец-то молодец, но тоже — извращенец тот ещё.
— Паша? Извращенец? Никогда не поверю!
— Я, конечно, не в ТОМ смысле. Не в обычном. В обычном смысле он — нормален. Но вместе с тем, посуди сама: разве может нормальный человек знать в совершенстве латинский язык да ещё и получать от него кайф?
— А он получает?
— Ещё как! Он обалдевает от этой своей латыни! Он, оказывается, ещё в университете проникся к ней любовью на всю оставшуюся жизнь! Любил только одну её и никогда ей не изменял!
— Кому не изменял?
— Латыни!
— Так она ж ведь не живая!
— Вот то-то же и оно! Я теперь понимаю, почему жена сбежала от него в Испанию.
— Почему?
Ларисочка глубокомысленно затягивается табачным дымом и, хотя и видит, что я нахожусь совсем недалеко и всё прекрасно слышу, говорит заговорщическим и комическим шёпотом:
— По-моему, латинский язык заменяет ему женщину. Ну а какая ж баба вытерпит измену?
— Какой ужас!
— Так что, если бы не я в его жизни…
Где-то проносились поезда — пассажирские, товарные, я их легко различал по звуку. Отрывисто гудели маневровые тепловозы и грохотали формируемые составы, которые то и дело загонялись то на один путь, то на другой, то на третий, то на четвёртый… Голоса диспетчеров перекликались над железнодорожным полотном близлежащей станции. Я тогда слушал всё это и посмеивался. Зачем с женщинами спорить? Они всё равно ничего не поймут.