– Вы знакомы? – спросил Форель у Сухова, указывая на модника в шейном платке. – Аркадий Григорьев, мой издатель.
– Вроде бы знакомы, – кивнул Сухов и пожал протянутую ему руку.
– Конечно, знакомы, – Григорьев приобнял писателя. – Как понимаю, мой подопечный был слегка консультантом по вашему нашумевшему делу.
– О да, – кивнул Сухов. – По нашему нашумевшему делу.
– Можно я тебя украду? – Григорьев попытался увлечь Форель за собой. – Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться.
– Нет, Аркаша, позже, – отрезал тот. – Мы здесь собрались выпить…
Григорьев убрал руку. Его глаза были чуть навыкате.
– А это, как я понимаю, и есть ваша знаменитая пифия? – он посмотрел на Вангу.
– Нет, это не я, – сказала Ванга. – Зовите меня просто Нострадамус.
Григорьев не понял, что услышал, вроде бы девушка улыбалась… Его глаза выкатились ещё больше. «Как у Пикассо, – подумала Ванга. – Под него и работает с этой своей лысиной».
Григорьев ей не понравился. Что-то в его желании быть на короткой ноге чувствовалось скользкое. Вспоминались строчки из какого-то романа: «…он притворялся Пикассо, который притворялся Ганди». Это был как раз тот случай. И даже не в том дело, что хищник рядился не в свои одежды. Куча бабла и куча комплексов.
Ванга ему обворожительно улыбнулась, чем сбила с толку ещё больше.
– Ну что, идёте? – предложил Форель.
Сухов кивнул.
– Как вам Мунк, кстати? Слямзил с вашей пробковой панели, – честно признался писатель.
Сухов почувствовал лёгкий приступ тошноты, как с похмелья, хотя вчера он не пил; ещё пригубил свой стакан.
– Вот и об этом тоже, – с хрипотцой произнёс он и пояснил: – хотел поговорить. Как-то очень странно и… пугающе искусство строит жизнь. Но прежде всего об этом.
Сухов указал на самую крупную фотокартину, центральное произведение выставки.
– О картине? – спросил Форель в замешательстве и облизал губы, совсем как его литературный персонаж. – Чёрт, Сухов, давно надо было поговорить! И выпить… Идёмте в уголок, к стойке.
«Ведь ни разу не облизывал губы, – отметил про себя Сухов. – В отличие от того, в книгах… Может, правда, сливается со своим персонажем? Тут о какой только шизофрении не подумаешь».
– Так, Аркаша, постой, – остановил Форель попытавшегося улизнуть Пикассо-Ганди. – Тебе тоже не помешает присутствовать. Ты – один из немногих, кто видел рукопись пятой книги.
«Ну вот оно, – подумала Ванга. – Сам на это вышел».
– Или разговор может быть конфиденциальным, Сухов? – спросил Форель.
– Я думаю, Аркадию полезно будет присутствовать, – ответил тот.
– И, конечно, Ванга, – Форель ей улыбнулся абсолютно искренне, даже невинно, опять широко, открыто и обаятельно. – Кстати, не успел сказать: прекрасное платье и очень-очень вам к лицу.