История «Бродячей собаки». Золотая тусовка Серебряного века (Гуревич) - страница 15

Да, стихи лились рекой в «Бродячей собаке». Были тематические вечера, посвященные конкретным авторам или течению. Однажды на «вечере футуристов» побывал Максим Горький, который, послушав, задумчиво сказал: «В них что-то есть...» - и фразу растиражировали по газетам. Памятен вечер 8 ноября 1913 года, когда чествовали Константина Бальмонта — дело тогда кончилось громким, длинным скандалом. Чествовали и других — Поля Фора, Николая Гумилева; чествовали, впрочем, и художников, и актеров, и танцовщиков; и по одиночке, и купно. Но без стихов не обходилось ни вечера. Маяковский — тот, например, готов был декламировать в любое время. Однажды, вспоминала Ахматова, он вылез читать стихи в разгар ужина, под звон посуды и приборов. Подошел Мандельштам и сказал тихонько: «Маяковский, перестаньте читать стихи. Вы не румынский оркестр».

Поэзия была главной частью «собачников», и «Собака» была частью их поэзии. Был случай, Пронин устроил «выездной» вечер. Очень скоро «собачников» потянуло «домой», и они (человек 20-30) сбежали из большого, наверняка помпезного, зала в свой подвал. Заняли привычные места, затеяли привычные разговоры. Ахматову, беседовавшую с кем-то на эстраде, кто-то попросил прочесть стихи; не меняя позы она что-то прочла и вернулась в беседу. Мандельштам увидел, впечатлился и написал:

Вполоборота, о печаль,

На равнодушных поглядела.

Спадая с плеч, окаменела

Ложноклассическая шаль.

Зловещий голос - горький хмель -

Души расковывает недра:

Так - негодующая Федра -

Стояла некогда Рашель.

Впрочем, не всегда он был так романтично настроен. Как-то завсегдатаи наблюдали его в «Бродячей собаке» на рассвете курсирующим меж столиков и монотонно повторяющим:

не унывай

садись в трамвай

такой пустой

такой восьмой...

Рассвет часто заставал «собачников» в их подвале. Владимир Пяст, символист на всю жизнь, вспоминал:

Мы же, благодаря «Собаке», совсем стали ночными. Я хотя попадал почти ежедневно часам к половине второго, к двум, на службу, — и успевал там поперевести из Тирсо де Молина либо ответить своим сослуживцам на несколько вопросов из выдуманной мною, якобы основанной Курбатовым, науки “Петербургология”, тогда как сидевший за соседним столом А. Е. Кудрявцев спешно готовил “Иностранное обозрение”для “Летописи”, журнала Максима Горького, — но, вернувшись в шестом часу домой, после обеда погружался в сон, чтобы встать иной раз как раз к тому времени, когда пора было собираться в «Собаку».

Все интересное случалось за полночь и под утро. Иногда можно было услышать даже, как Хлебников читает свои стихи. Читал он редко, ибо был застенчив. Даже если брался декламировать, то прочитав строк десять бросал, говоря: «Ну и так далее». К тому же голос его был очень тих. Но как минимум один раз он прочел-таки свое произведение целиком; это был «Кузнечик»: