— Это все наши сдѣлали! — неутомимо повторяла она. — Русскіе… жиды!
Сквозь ея восторгъ пробивалась мысль, что если еврейскіе переселенцы построили столько домовъ и завели такія большія мастерскія, то и она, Ривка Шмальцъ, сумѣетъ чего-нибудь добиться.
Нѣсколько мальчишекъ, отставшихъ отъ шарманщика, обратили свое вниманіе на эмигрантовъ.
— Гринеры идутъ! — кричали они. — Зеленые рога тащутся… Съ мѣшками, съ потрохами, съ бебехами![5]
Двое или трое забѣжали впередъ эмигрантовъ и съ комическимъ видомъ выступали передъ ними, передразнивая ихъ движенія. Маленькій карапузъ въ короткихъ штанишкахъ, цвѣтной полосатой фуфайкѣ и красной фригійской шапкѣ подошелъ къ Ривкѣ вплотную.
— Гдѣ башмаки покупала, землячка? — спросилъ онъ ее по-еврейски съ совершенно серьезнымъ видомъ.
Башмаки Ривки съ резиновыми вставками и четвероугольными носками, дѣйствительно, были не похожи на американскую шнурованную, трижды простроченную обувь.
— Го-го! — распѣвали мальчишки импровизированную пѣсню. — Идутъ эмигранты зеленые рога, въ кожаныхъ лаптяхъ, веревкой подпоясаны, у нихъ «зеленые» башмаки съ «зелеными» заплатками, «зеленые» локти съ «зелеными» дырами, «зеленыя» лица съ «зелеными» глазами!..
Начинался маленькій уличный скандалъ, и грузный полисменъ, лѣниво стоявшій у фонаря, тяжелымъ шагомъ направился на встрѣчу эмигрантамъ.
— Копъ, копъ идетъ![6] — закричали ребятишки, разсыпаясь въ разныя стороны. Они совсѣмъ забыли объ эмигрантахъ и съ тѣмъ же увлеченіемъ стали изображать тяжелую поступь огромнаго копа. Сорванецъ, разговаривавшій съ Ривкой, надулъ щеки и взбилъ на брюхѣ рубашку, изображая одутловатую фигуру новаго непріятеля.
«Копъ» съ равнодушнымъ видомъ отошелъ въ сторону и опять сталъ у фонаря. Дѣти въ Америкѣ пользуются большой безнаказанностью и позволяютъ себѣ затрагивать самые непреоборимые авторитеты.
Пріятельницы помѣстились въ маленькой, совершенно темной квартирѣ, гдѣ и безъ нихъ было уже человѣкъ десять жильцовъ. Хозяйка отвела имъ общую постель въ углу комнаты съ платой по четвертаку за ночь. Днемъ всѣ уходили по своимъ дѣламъ, а къ ночи собирались, какъ тараканы въ щель, и ложились спать на полу въ повалку.
Огромный домъ былъ населенъ паріями населенія, бѣдными, больными и ни къ чему непригодными людьми, вперемежку съ бѣднѣйшими изъ зеленыхъ эмигрантовъ. Здѣсь были собраны отбросы Вильны и Варшавы, изъѣденные золотухой и покрытые коростой, съ руками тонкими, какъ спички, съ ввалившеюся грудью и отравленною кровью. Они были слишкомъ тощи и голодны, чтобы научиться чему-нибудь среди окружающей суеты. Общество еврейской благотворительности тратило на нихъ ежегодно сотни тысячъ долларовъ, вносило за нихъ квартирную плату, дѣлало еженедѣльныя выдачи на пищу и лѣкарства, но безъ всякаго видимаго результата, ибо эти люди роковымъ образомъ уже не могли измѣниться.