Небольшой такой, квадратный, чем-то похожий на телевизорный, только поменьше и тоже зеркальный. Тишка сразу заметила посреди пульта кнопку — одну, большую и красную. И сразу поняла, что в этой кнопке всё дело.
— Вот, — сказал Чебургена. — Это твоё желание.
— В смысле… — растерялась Тишка, хотя на самом деле всё поняла. — А почему…
— Это, — терпеливо начал объяснять Чебургена, — одноразовый дезактиватор ментально-темпоральных импульсов. Если нажать на кнопку, он сработает, и твоё желание исполнится. Ты ведь хочешь, чтобы наступил мир, и все вокруг перестали воевать? Это твоё желание, так ведь?
— Так, — кивнула Тишка, и чёлка упала ей на глаза.
— Ну вот, — Чебургена улыбнулся. — Пока мой корабль заканчивает ремонт, можешь торжественно произнести его вслух и нажать на кнопку. Я специально сделал её такой большой и заметной.
— А когда я нажму… — Тишка кивнула на кнопку, — …что произойдёт? Автоматы стрелять перестанут и мины взрываться?
— Нет, — продолжая улыбаться, замахал ушами Чебургена. — Просто все забудут про эту войну. Совсем. И вернутся к мирной жизни.
— Забудут? — переспросила Тишка, и ей вдруг сделалось жарко, несмотря на ветерок, который дул вдоль ручья. — И всё?
— И всё, — подтвердил Чебургена. — Этого достаточно. Войны не станет.
Палец Тишки потянулся к кнопке, но когда до неё осталось буквально несколько миллиметров, остановился.
— Все всё забудут… — пробормотала Тишка. — Все — всё…
Значит, и первые обстрелы, которые навсегда разделили жизнь Тишки, её семьи и всех остальных людей здесь на «до» и «после».
И скорую помощь, которая не могла проехать по заваленной обломками улице, на другом конце которой горели дома и кричали люди.
И Игорька Колыванова, младшего братика Кристины из Дебальцево, который научился ходить в подвале, потому что семья полгода не могла выйти оттуда из-за обстрелов.
И саму Кристину, которую нашёл осколок на улице, — её хоронили в закрытом гробу.
И ту женщину, имя которой Тишка так и не узнала, — она просто лежала на перекрёстке, накрытая картонкой, а из-под картонки натекло красное, и бабушка закрывала Тишке глаза ладонью, но Тишка всё равно всё видела.
И Настю, дочку тёти Ангелины и дяди Паши, — её убило в Горловке.
И разбитую квартиру на пятом этаже, из которой свешивался треугольником красный ковёр, как будто язык мёртвой собаки.
И незнакомых ей детей из Луганска, которых разорвало миной.
И ночные обстрелы, когда они с бабушкой и мамой прятались в ванной комнате уже здесь, на новой квартире, потому что кто-то сказал, что там самое безопасное место, а в самой ванне — особенно, и Тишка лежала в этой холодной эмалированной ванне и слушала, как где-то на соседней улице бабахает и как сыплются стёкла, а утром оказалось, что это снаряды разрушили музей.