Поселок обошли за какой-нибудь час. Гостю показали местный базарчик, общественный сад с двумя аллеями, несколько винных погребков, где можно было купить вполне приличное местное вино нового и прошлых урожаев, фотостудию, на пороге которой скучал без работы местный фотограф, несколько магазинчиков и лавок, где продавалось «все вперемешку». Вот таков был Симеиз того времени.
В пансион вернулись, купив две великолепные дыни, корзину местного винограда, зелень. Вера Павловна и Эльвира Сергеевна, узнав, что у венгров не принято, обращаясь к человеку, упоминать его отчество, уже называли гостя Михалом и Мишелем и очень обижались, когда он упорно отказывался называть их Верочкой и Элей.
Пока «экспедиция» бродила по поселку, какое-то чудо (а скорее, чутье) необычно рано подняло со смятых простыней и коллег новоприбывшего художника. Так что по возвращении господин Ковач был шумно встречен полуодетыми Акимом и Борисом. К его немалому изумлению, оба бросились к нему с объятиями, теребили, бесцеремонно упрашивали рассказать историю его страшного ранения, пытались найти общих знакомых в Петербурге и Москве. И в конце концов потребовали с коллеги немедленной «прописки» — то бишь ведра молодого вина.
Однако Ковач, несмотря на застенчивую улыбку и явное смущение столь восторженным приемом, сумел выказать стальной характер. «Прописка»? Да, он уже заказал на вечер ведерный кувшин вина и договорился с местным мясником о свежем барашке, из которого тот же мясник вызвался самолично приготовить настоящий крымский стол с шашлыком и бараньей похлебкой. Местный лавочник-пекарь обещал к вечеру напечь каких-то изумительных местных лепешек, и зелень уже имеется. Так что все будет, господа, но только на закате, на закате, не раньше! Причем на «прописку» приглашаются все жильцы пансионата — иначе в Венгрии не принято, господа…
А пока Ковач попросил Акима и Бориса показать свои работы, чем немало смутил обоих. Оба принялись наперебой оправдывать отсутствие готовых работ депрессией, показали какие-то наброски и девственно-чистые холсты на подрамниках и без таковых.
Потом Ковач продемонстрировал коллегам свой «инструментарий», при виде которого у них потекли слюнки. Они даже выпросили у венгра несколько «лишних» дорогих кистей китайской работы. Потом Ковач выразил желание отдохнуть с дороги и мягко, но решительно выпроводил Акима и Бориса из комнаты. Мелькало иной раз в его взгляде что-то такое, что напрочь отбивало желание спорить…
Обиженные художники отправились в винный погребок Ахмета, обмениваясь по дороге впечатлениями о новом жильце.