Но еще и затем, чтобы родня и знакомые не вздыхали понимающе, не выражали открытое сочувствие первой и последней, как оказалось, любви.
В одном ей повезло: трое мальчишек родились один за другим. Анастасия Петровна, отказавшись от кормилицы и бонн, все свое время отдавала им. А когда муж умер, и у среднего сынишки, Павлика, обнаружились какие-то проблемы с легкими, охотно согласилась переселиться в отцовское поместье.
В то время Крым считался глухой и малонаселенной провинцией, и немногочисленные подруги наперебой уговаривали Анастасию Петровну «не делать глупостей»:
— Уж в твой Симеиз никакой принц точно не завернет, Настенька! Там нет ни приличного общества, ни холостых состоятельных соседей. А ты женщина видная, негоже себя раньше времени в глуши хоронить. Пусть Павлик поживет там с дедом — и ему хорошо, и Петру Романовичу веселее! Наймут прислугу, бонну — а ты здесь, в Петербурге, с двумя мальчиками… Еще год-полтора — и их можно будет отправить на учебу в какой-нибудь швейцарский пансионат. Или в кадетское училище — да все так делают, Настя! А мы тебе здесь, молодой-красивой, такого принца подыщем, что сама ахнешь, право слово!
Но вдова Соколова только улыбалась и отрицательно качала головой. Так и уехали в Крым все вместе.
Года через два о возвращении уже не было и речи — даже если бы Анастасия Петровна и передумала: у ее отца стали пухнуть ноги, и ходил он с великим трудом. Сначала пытался обойтись модной тросточкой, потом перешел на солидную и прочную палку, а потом и окончательно пересел в кресло-качалку на веранде, вставая с нее только в случае крайней нужды.
…Тонкий слух жеребца Аюпа не подвел и на сей раз: скоро за поворотом послышалось тарахтенье колес брички, на которой с обычным еженедельным визитом прикатил единственный на всю округу доктор Венедикт Сергеевич.
Мальчики бросились наперегонки навстречу. Двинулся, немного погодя, встречать доктора и Булат — как всегда, застенчиво улыбаясь и неуклюже кланяясь на ходу. Анастасия Петровна крикнула горничной насчет самовара и не торопясь стала спускаться навстречу визитеру, укоризненно качая головой сорванцам, мгновенно перехватившим у доктора вожжи и пытавшимся заставить его старую клячу перейти в галоп. Но та только раздраженно мотала головой и по-прежнему неторопливо переставляла копыта.
Выйдя наперерез кобыле, Булат взял ее под уздцы, так же ласково, как и своего коня, похлопал по шее. Кобыла, тяжко вздохнув, доверчиво положила голову ему на плечо.
Доктор сполз с таратайки, снял соломенную шляпу.
— Ну, как тут поживают мои пациенты? Здравствуйте, Анастасия Петровна! Мое почтение, Петр Романович! Здравствуй, Булат-оглы! Здоров ли сам, мать с отцом?