Через мини-блок Сонанта чувствовала, что прошло уже полторы минуты. Стул, на котором сидел мерз, был низкий — чтобы ударить в сердце, ей придётся наклониться, и её лицо окажется у его лица. От одной мысли об этом у Сонанты цепенели мышцы, а кожа потела. В ладони, сжимающей нож, было мокро и противно, но пористая рукоятка совсем не скользила.
Тонкие губы мерза искривила усмешка, глаза презрительно сощурились. Наверно, ему случалось видеть и таких, кто не выдерживал и бежал к двери под его взглядом. Мне бы хоть капельку его храбрости, пожелала Сонанта. Она подошла к мерзу, подняла руку с ножом, наклонилась… Она не раз втыкала нож, похожий на этот, в неживое сердце манекена, отрабатывая силу и точность удара, пока не довела движение до автоматизма, но сейчас рука стала вялой и слабой, а взгляд мерза вытягивал душу.
Сонанта успела отвернуть лицо, плевок угодил ей в щёку. Она утёрлась рукавом, почти не почувствовав отвращения. Взяла мерза за волосы, оттянула ему голову, чтобы не мог глотнуть, прицелилась и вогнала нож в одетую серым грудь, быстро и метко. Как учили. Позже ей сказали, что многие колебались дольше.
Лезвие вошло легко, как в манекен. Мерз чуть дрогнул и улыбнулся, глядя ей в глаза. Должно быть, хотел, чтобы его улыбка снилась ей по ночам. Сонанта потянула нож, он вышел, чавкнув плотью. Глаза мерза закатились, из оскаленного рта полезла кровь. Сонанта отвернулась и стала глядеть на утерявшее невинность лезвие — всё такое же белое, но в тошнотворных кровавых разводах. Может, инструкторы придумали это нарочно. Как символ. Сонанте хотелось бросить нож, но она не смела. Вместо этого наклонилась и вытерла лезвие о коленку мёртвого — так невыносимо ей было видеть на белом кровь.
Голова мерза свисала назад, под таким углом, которого живому никогда не выдержать, на мышиной груди пухло чёрное пятно, с почти неуловимым оттенком красного — у Сонанты от этой картины темнело в глазах. Дверь почему-то не отворялась, хотя Сонанта только что кулаком по ней не колотила, пока не поняла, что её время ещё не вышло. Все пять минут она должна провести здесь, с мерзом, живым или мёртвым.
Сонанта села у стены на пол, нож положила рядом. Она бы поплакала, но не могла. Девочка с Аркадии, если бы ей только сказали о таком, заплакала бы непременно. Но не Сонанта, не теперь. Перед внутренним взором стояли стекленеющие глаза мерза. Хотелось потерять сознание и очнуться в другом теле, которое не умело резать живых людей.
Рассказывали, некоторых подводила рука, нож не входил как надо, и они пыряли опять и опять, пока грудь жертвы не превращалась в месиво, но и тогда не могли достать до сердца. Кое-кто в панике начинал тыкать оружием куда попало — в живот, в горло, в лицо…