- Помоги мне, сударь, - повторила Маргарета. – Приготовь отраву, которую я сама палачу своему подам, или же сама с ее помощью ускользну в объятия смерти…
- Я могу попробовать, моя пани, только не думаю, будто бы это был правильный шаг.
Девушка взяла мою руку и подняла к своим губам. Потом вползла на кровать. Я отползал к стене, но когда почувствовал ее полные уста на собственных губах, ее жадный язык, такой роскошный, сплетшийся с моим, я готов уже был позабыть о страхе и неизбежной мести…
Скрипнула дверь, и в комнату заглянул Блажей.
- Господи, Маргоська, весь дом разбудишь… И хозяина…
Тут девица пришла в себя, спрыгнула с кровати и выбежала из комнаты.
Мы остались сами. Я и молодой слуга Пекарского.
- Будь уверен, пан, что я не донесу, - медленно произнес он, глядя мне прямо в глаза. Я уже настолько понимал польский язык, что понял смысл того, что он мне говорит.
- Я хорошо заплачу… - выдавил я из себя на том же языке.
- Не хочу я оплаты, - ответил он твердо, той твердостью людей из народа, что неожиданно силу свою поняли, - только оставь мне Ягнешку. Я с ней жениться хочу.
- Хорошо, - не колеблясь, сказал на это я и протянул ему руку.
* * *
Не знаю, догадался ли пан Михал о том, что произошло между нами. Достаточно сказать, что с тех пор двери, ведущие в башню, он тщательно запирал, так что больше красивую девушку я не видел. Отраву я составил, вот только мне не удалось ни разу одному на кухне остаться, чтобы поднять ее наверх. А вот с Ягнешкой всю проблему я решил вот каким образом: в тайне сообщил ей про неприятное почесывание и появившиеся язвочки, которые могли быть результатом моего посещения дома терпимости в Сандомире; так что та рванула от меня молнией. Надеюсь, прямиком в объятия Блажея.
Закончился пост, прошло Воскресение Господне, сошли снега, и после длительной и морозной зимы пришел апрель, весьма даже жаркий, что люди считали хорошим предсказанием.
Получив, в конце концов, известия, что выкупленная в Крыму девочка уже находится в Замостье, пан Михал решил, чтобы вместе с обязательным Кацпером отправить меня туда, откуда со вспомогательными войсками сандомирской земли, спешащими под Смоленск, я должен был отправиться в Вильно и быть представлен при дворе королевы Констанции. Об \том он сообщил мне во время прогулки, не позволяя даже в дом вернуться, так что я не мог Блажея подкупить, чтобы тот доставил Маргарете заказанный яд.
Понятное дело, что я оспаривал неожиданное путешествие, но сама служба королевичу Владиславу моим планам способствовала; думал я и о том, что, удалившись от безумца, смогу каким-то образом защитить себя от того, чтобы не попасть в ненужные неприятности. Мне ужасно было Маргареты и, покидая усадьбу, я ожидал, что она вот-вот появится в окне, но не дождался. Быть может, она, вся в слезах при мысли об ожидающем ее браке, лежала на кровати. Сам я себя чувствовал препаршиво. Тем не менее, учтя преобладающие силы моего угнетателя, а так же его знание будущего, ничего толкового сделать я не мог.