Георгий провёл ладонью по линялой спине и задержал руку.
– А это что?.. Внутри там что-то…
– Аааа… – она улыбнулась, сунула руку за отворот, – это норма Серёжина…
Она осторожно вынула из внутреннего кармана кителя грубый бумажный пакет, передала Георгию.
На пакете было оттиснуто красным:
Пакет был надорван. Георгий заглянул внутрь:
– Норма… надо же…
Екатерина Борисовна вздохнула:
– Да. Это в сорок третьем. Когда убили его под Сталинградом, то есть не убили, ну, ранили тяжело, а в госпитале он и умер. А друг его, Иванютин, и передал Наташе. Они ведь с ней перед самой войной расписались. А норму он Наташе передал, Иванютин. Ещё карточки остались, письма. И норма. Вот…
Она положила китель на диван и стала укутывать марлей.
– А можно норму посмотреть, тёть Кать? – Георгий вертел в руках пакет.
– Смотри, чего там…
Он вытряхнул норму на ладонь. Она была чёрная и твёрдая.
– Да… во какая…
– Не то что теперь, правда?
– Конечно.
Теперь и пакетик аккуратненький, жаль выкидывать, и сама-то свежая, как масло.
Георгий разглядывал норму:
– Тёть Кать, а интересно, кто им нормы поставлял тогда? В войну?
Екатерина Борисовна понесла спелёнутый китель к шкафу:
– Да по-разному. Детдома эвакуированные, детсады. А иногда и просто – тыловики.
– Понятно.
Георгий постоял, потом качнул плечами:
– Тёть Кать, а вот если… ну… А вот нельзя немного попробовать? Всё-таки ж интересно… какая она была…
Екатерина Борисовна повернулась, подумала и кивнула:
– Да попробуй. Чего уж там. Ножом отщипни маленько да попробуй… А вообще-то погоди, она ведь засохла вся. Её над паром надо или в кипяток.
– Точно! Я кусочек отломлю – и в кипяток!
Минут через сорок Георгий осторожно подвёл ложку под разбухший кусочек нормы и вынул его из помутневшей воды.
Екатерина Борисовна мыла тарелки.
Георгий понюхал кусочек, лизнул:
– Что-то запаха никакого, тёть Кать…
– Милый мой, так сколько времени прошло. Ещё бы.
Георгий отправил содержимое ложки в рот, пожевал и проглотил.
Екатерина Борисовна, вытирая сковороду, смотрела на него:
– Ну как?
Георгий пожал плечами:
– Не знаю… что-то непонятное. Пересохла, конечно, странный вкус…
Екатерина Борисовна усмехнулась:
– Какой странный? Такая же норма.
– Не совсем. Привкус какой-то. Не похожий…
– Ну так мы и жили не похоже, что ж удивляться. Вы ж над модами нашими смеётесь, а они-то как раз и возвращаются. Вот как.
– А я никогда не смеялся. Просто привкус странный.
– Бог с ним, с привкусом. Главное – норма.
– Открой хоть окно, что ли! – Денисов зло посмотрел на жену. – Вонища, чёрт знает…
Светлана Павловна отодвинула тюлевую занавеску, стала открывать окно. Денисов склонился над нормой, понюхал: