Ноги таксиста волочились по переросшей мокрой траве.
Заяц ткнулся задом в ствол ели, выругался и, подтянув таксиста под раскидистый куст, бросил. Руки трупа раскинулись в траве. Заяц выпрямился и несколько раз ударил его ногой в голову. Потом расстегнул ширинку и помочился.
С ели слетела какая-то птица, захлопала тяжёлыми крыльями. Сторонясь кустов, Заяц вернулся к «Волге», включил свет в салоне. Он достал из кармана кастет, повертел перед глазами. Кастет оказался чистым.
Заяц открыл бардачок, вытащил пачку документов, поднёс к глазам:
– Монюков… Виктор Иванович… так… девятый таксопарк…
Полистав документы, Заяц сунул их обратно, вытащил оттуда же грязную тряпку, плюя на неё, вытер кровь с сиденья, выбросил в окно.
Возле ручки скоростей на пластмассовой коробке с мелочью лежала смятая фуражка таксиста.
Заяц поднял её. Из фуражки с шуршанием выпал пакетик с недоеденной нормой. Заяц повертел в руках норму, понюхал:
– Вон что, бля…
Положил пакетик в фуражку и швырнул за окно. Потом завёл мотор, задом вырулил на просёлочную, проехал, оглядевшись, свернул на шоссе и погнал, включив фары.
Дождь перестал.
У поворота на Минское шоссе встретился грузовик. Пригнувшись к рулю, Заяц вырулил на Минское и понёсся к Москве.
В коробке с мелочью лежало круглое карманное зеркальце. Придерживая руль, Заяц поднял его, посмотрел на себя. Из зеркальца глянуло широкоскулое небритое лицо с небрежно зашитой заячьей губой.
– Так, может, убрать второй абзац? – спросил Куликов, снимая очки.
– Да нет, Алексей Михалыч. Тут убирай не убирай, ничего же не изменится, – поморщился Бондаренко. – Я же говорю, он прочёл когда главу, вообще, говорит, а нужна ли она?
– Ну, это не разговор.
– Тем не менее…
– Тогда всё менять, всю фабулу, что ли? Это же немыслимо.
– Мыслимо, немыслимо… – пробормотал Бондаренко, посмотрел на часы. – Ой-ей-ей… Засиделись мы с вами.
Часы показывали десять минут седьмого.
– Ну, а что ж делать?
– Не знаю. Я б на вашем месте всё-таки поработал над главой. Целиком.
– А смысл? Это же меняет содержание романа. Что ж, Борисова выкидывать, а Елецких из простых инженеров в зам. нач. цеха переводить?
– Ну, зачем такие крайности? Дело не в том, кем работает Елецких, а как он к завкому и парткому относится.
– Но он не может иначе, Виктор Юрьевич! У него ведь характер такой! Начальник литейного цеха делает приписки, а ОТК ему потворствует!
– Правильно, но почему Елецких не пойдёт сразу в партком и громко не расскажет обо всём?
– Да потому, что рыцарь-одиночка он! Молодой специалист, без малого год на заводе! У него за плечами десятилетка и СТАНКИН! Тем более он ведь ещё не член партии. Во второй части он вступает, но сейчас он совсем по-другому подходит к производственным проблемам. Я же сам таким был, когда на Кировском начинал…