А через месяц он вообще перестал смотреть в ее сторону – как будто и не было ее совсем. Что ж, так, наверное, и должно быть! Кто она такая? Подумаешь, Ксюша Белкина… А о своей беременности она и не знала ничего! Догадалась только, когда Олька уже понемножку шевелиться в ней начала. И живот вырос как-то сразу, резко и вдруг, подтвердив ее ужасное предположение, от которого она отчаянно бежала, гнала изо всех сил от себя пугающие скользкие мысли, тряслась от страха, лежа на своей раскладушке за шкафом и слушая слезно-надрывные причитания матери по поводу «бессовестной Вальки», адресованные угрюмо молчащему, уткнувшемуся в экран телевизора отцу.
Первым ее выпирающий живот разглядел на уроке физкультурник, о чем и доложил осторожненько на ушко Леди Макбет. Та сама отвела Ксюшу за руку к врачу, сама же и родителям потом сказала… Разговаривать ей, правда, пришлось уже с одной матерью, потому как в тот роковой день отец все же решился переселиться к своей «бессовестной Вальке» окончательно – с утра собрал вещи, оставил короткую лаконичную записку на столе и, сердечно попрощавшись с соседями, ушел безоговорочно и навсегда, будто кусок ненужной жизни от себя отрезал. Мать сидела напротив пришедшей вместе с Ксюшей из школы Екатерины Львовны и, держа отцовскую записку в руках, растерянно лупила глаза на учительницу, не понимая, чего от нее хочет в такой момент эта женщина – тут муж ушел, а она что-то там про дочь талдычит… Какая беременность? У кого беременность? Бред какой-то… Когда же до нее дошел, наконец, смысл содеянного Ксюшей преступления, она всплеснула руками и даже с некоторым облегчением произнесла:
– Ну вот! А он, видите ли, уйти решил! Нет уж, как миленький вернется! Тут с ребенком горе такое… Завтра же к нему на рынок поеду! Он ведь и не знает ничего! Ой, горе какое!
Екатерина Львовна молча прочла вложенную ей в руки матерью записку, растерянно пожала плечами. Потом снова заговорила, четко разделяя слова:
– Зинаида Алексеевна, вы понимаете всю серьезность происходящего с вашей дочерью? Она родит через три месяца! Мне бы хотелось знать, что с ней будет дальше! Школу, естественно, она пока посещать не может! Ее исключат, конечно! Но я поговорю с директором, может быть, потом, через год…
– Нет, он, видите ли, ушел! Ему на ребенка наплевать! Я что, одна должна решать все проблемы? Вот скажите мне, это справедливо?! Не-е-т, голубчик, я завтра же тебе все скажу! Вернешься как миленький…
Екатерина Львовна вздохнула грустно, тронула за плечо сидящую рядом с ней полумертвую от страха вялую Ксюшу, тихо произнесла ей в ухо: