– Решил в последний момент пойти на попятный, да?
Он улыбается своей самонадеянной, ленивой улыбкой, слегка отталкивает меня, пока я не оказываюсь от него на расстоянии вытянутой руки.
– Оба одновременно, на счет три.
– Так нечестно! На мне остаются еще два предмета одежды.
– Я закрою глаза и открою, лишь когда ты скажешь. Раз, два…
С восторженным криком я расстегиваю пряжку лифчика и сбрасываю трусики. Готово!
– Боже мой, как ты прекрасна… – шепчет он.
– Обманщик.
Я совершенно нагая. На общественном пляже. Но еще важнее, что мне на это ровным счетом наплевать, потому что Портер тоже снял с себя всю одежду, а это зрелище куда интереснее охватившего меня на мгновение чувства стыдливости. Он обнажен. И великолепен.
Парень чрезвычайно взбудоражен от того, что на нас совсем нет одежды.
– Ну вот, – говорю я, опускаю глаза и устремляю взор в разделяющее нас пространство.
– Я ужасно этим горжусь, – с улыбкой признает он, берет мою руку и тянет к себе.
А когда она прикасается к его телу, становится на цыпочки, будто опасаясь упасть в обморок, после чего тот факт, что на нас совсем нет одежды, будоражит уже меня.
– Что-то мне подумалось о салоне твоего фургона, – говорю я.
Он судорожно вздыхает и отводит мою руку:
– Затея рискованная, сначала, думаю, нам надо одеться. Боже мой, как же ты прекрасна.
– Ты это уже говорил.
– Дай мне сначала насмотреться. Мне нужно запомнить тебя всю. На потом… если вдруг больше никогда не доведется этого увидеть. Черт! Даже не верится, что ты предлагаешь мне… – Его веки тяжелеют. – В общем, это либо самая замечательная, либо самая скверная идея из всех, на которые я когда-либо соглашался. Ты разишь меня наповал, Бейли Райделл.
– Я видела у тебя в аптечке презервативы.
О каменную арку разбивается волна.
– Бейли…
– Портер…
– Это может оказаться чем-то необыкновенным. Поверь, у меня есть опыт в таких делах.
– А может и не оказаться, да?
Над нами с пронзительными криками кружат чайки.
– Ты уверена?
– Уверена, – звучит мой ответ.
В последние несколько недель я много об этом размышляла. И все решила.
– Поэтому если хочешь… я не против. Хотя давить на тебя тоже не буду.
Он втихомолку чертыхается.
– Будет чудо, если у меня все получится, когда мы вернемся в фургон. Но знай: если ты передумаешь, у тебя есть на это полное право. В любой момент. Даже когда мы начнем.
Но я своего решения не меняю.
Ни когда мы возвращаемся к фургону, ни когда вытаскиваем из него доску Портера, чтобы освободить место, ни когда он в десятый раз спрашивает меня, уверена ли я, стараясь отговорить и обещая повторить то сказочное удовольствие, которое мне в музее доставили его пальцы, от чего я хочу его только больше. Ни даже когда он начинает – постепенно, медленно и осторожно, – а я не могу смотреть ему в глаза, но, не зная куда обратить взор, гляжу в пространство между нами, опасаясь, что все пойдет не так и что мне будет больно. Боль действительно заявляет о себе, но лишь на короткое мгновение. Все происходит… намного ярче и сильнее, чем можно было ожидать.