— Вы знали, что он умрет, — сказал Колин. — Вы делали это сознательно. Предумышленно.
— Это был укол милосердия.
— Укол милосердия? Что за вздор?
— Ты разве не знаешь? — Ларсон почувствовал, что начинает терять терпение. — Может, это и противозаконно, Колин… Но Лэрри был старым другом Гая, и ты, по крайней мере, мог бы это понять.
— Если действие предумышленное и сознательное, то это расценивается как убийство. Что еще я должен понять? — Колин повернулся к Гаю. — А я считал вас порядочным человеком. — Вдруг он замолчал. — Гай очень медленно поднялся и стал наступать на Колина. Тот попятился и пронзительно вскричал: «Ларсон… Ларсон!»
Ларсон даже не шевельнулся. Всей душой он желал, чтобы Гай двинул этому подонку в морду. К сожалению, Колин не дал ему такой возможности. Взвизгнув: «В тюрьму его! Подозрение в убийстве!» — выскочил в коридор и уже оттуда, немного оправившись, крикнул им, что будет на месте, если только не понадобится Большому жюри по предыдущему делу, и стремительно пошел по коридору, щелкая по деревянному полу твердыми подошвами.
Судья Маннинг глубоко вздохнул. Гай сел.
— Простите, — пробормотал он.
— Ничтожество… Боже, какое ничтожество, — сказал судья Маннинг и добавил: — Извини, Гай, но Ларсону придется арестовать тебя. — Судья поднялся, опираясь на трость. Был он очень сутулый, почти горбатый. — Колин предъявил обвинение, поэтому тебе придется ждать решения Большого жюри.
— Я понимаю.
— Возьми себе хорошего адвоката, Гай. Есть один в Бостоне, по имени Кумсток. Мой старинный друг. Тебе понадобится адвокат, а лучшего ты не найдешь.
— Спасибо, судья.
— Это распоясавшееся ничтожество… Что я могу сделать… Я жалкий судьишка. Могу лишь посоветовать нанять хорошего адвоката. Впрочем, я сам позвоню Кумстоку. — Он снова сел, с трудом переводя дыхание. Плохо выглядит, подумал Ларсон, и слишком уж близко принял все к сердцу. Хороший старик, хоть злые языки и болтают, что он женился на деньгах. Добрый, очень мягкий человек, Ларсон мечтал когда-нибудь увидеть старого судью Маннинга в кресле Крофорда Страйка.
— Ну, — сказал Ларсон, — пойдем Гай. — Глухо стуча ботинками, они прошли по короткому коридору, свернули направо в кирпичную пристройку, где за письменным столом сидел Вилли Ной, а наверху помещались две камеры. Вилли спал. Он проснулся от собственного храпа, вскочил на единственную здоровую ногу и уставился на доктора Монфорда.
— Док, — сказал он, растерянно моргая глазами. — Какого черта, док?
— Как нога, Вилли?
— В ненастье ноет. Жена говорит: «Если бы ты был настоящим рыбаком, ты бы никогда не прищемил ее на пирсе. И тебе не пришлось бы работать тюремщиком». А я ей отвечаю, что это не та часть тела, о которой ей следует беспокоиться. С той все в порядке. — Он оглушенно захохотал над собственной шуткой, потом вдруг резко оборвал смех и опять заморгал, растерянно переводя глаза с Гая на Ларсона, открыв тонкогубый рот, поворачиваясь на здоровой ноге всем своим худым сутулым телом. — Что за черт? — повторил он. — Что за черт? — Он продолжал бормотать это, отпирая дверь камеры и пропуская в нее Гая, который устало опустился на койку.