Он пошел на фабрику. Сидел в своем кабинете и прислушивался к монотонному клацанью машин, которое действовало ему на нервы. Он выпил еще три рюмки, и тут вошла Руфь Кили и сказала: «Остановись, Сэм». Он ответил: «Хоть бы она умерла. Руки ее в крови Лэрри, так пусть же и она истечет кровью и умрет, как умерла моя жена, пусть восторжествует справедливость». Собственные слова еще больше подогрели его гнев. Руфь возразила: «Не может быть, чтобы ты так думал, Сэм». Он закричал: «Тебе-то откуда известно, о чем я думаю? Уйди с моих глаз, Руфь!.. Ты слишком стара, Руфь! Между нами все кончено, так что катись отсюда к чертовой матери!»
Она заплакала и ушла. Он хотел остаться один, но ему мешали эти лязгающие машины. Он заткнул уши и вдруг вскочил, бросился в цех и побежал между рядами машин, скользя на мокром полу, дико вскрикивая: «Остановите их! Убирайтесь домой! Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое!»
Рабочие молча по одному разошлись. Машины замерли. Он был теперь один среди тысячи рыбьих голов и двух тысяч мокрых холодных глаз, которые смотрели на него из большой деревянной бочки. Теперь ему мешали рыбьи глаза. Он попытался сдвинуть бочку с места, но она оказалась слишком тяжелой. Тогда он накрыл ее, однако холодные глаза продолжали смотреть на него через деревянные планки. И тут у него созрел коварный план. «Хорошо, хорошо. Я ухожу. До свидания, рыбьи головы, до свидания, до свидания. Я выключаю свет. Вы теперь здесь полные хозяйки».
Потом он крался по цеху на цыпочках, стараясь, чтобы его не заметили из бочки. Нашел керосин и бесшумно разлил его по всему коридору, держась подальше от рыбьих голов. Сунув зажженную спичку в ворох стружек, подождал, пока языки пламени не начали жадно лизать деревянные стены. И спустя минуту услышал доносившиеся из бочки ужасные крики. Он буквально покатился со смеху. Спотыкаясь и хохоча во все горло, бросился к машине. Он ехал домой, а позади него все выше поднимались в небо языки пламени, на пожарной каланче гудел колокол.
— Будете знать! — ликуя, кричал он. — Оставьте меня в покое, оставьте меня в покое!
Миссис О’Хара возилась на кухне. Он злорадно сказал:
— Вы уволены! Убирайтесь, убирайтесь!
— Вы пьяны, мистер Макфай.
— Оставьте меня в покое.
— Есть предел всякому терпению. — Миссис О’Хара торопливо упаковала вещи и отбыла в Харпсуэлл к родственникам. Звонил телефон. Выли пожарные сирены. Истошно кричали рыбьи головы. Питер со своей жердочки, как всегда, чертыхаясь, предлагал помолиться.
«Давайте помолимся, — долдонил над его ухом Питер. — Давайте помолимся».