— Хорошо, что не хуже.
Сэм остановился у дома, в котором мисс Кили снимала комнату почти всю жизнь. Когда-то он привозил ее сюда из коттеджа. Он сказал: «Ну, вот мы и приехали». — Она сказала: «Да», — и вышла.
Потом нерешительно начала:
— Мистер Макфай…
— Да?
— Я знаю, что не должна об этом говорить. Но на днях я убирала у вас в столе…
— Да, мисс Кили?
— Я нашла бутылку, Сэм. — Впервые за много лет она назвала его по имени. Поколебавшись, добавила: — Сэм… Не сердись… Вспомни, что с тобой было… Не доводи до этого.
— Ни за что, — сказал он.
— Ты не сердишься?
— Нет, нисколько.
— Если тебе нужна моя помощь…
— Нет, спасибо, Руфь, — он улыбнулся ей. — Руфь… спасибо. — Потом сказал: — Спокойной ночи. — И поехал домой. В зеркало заднего обзора он видел, как Руфь стояла на обочине, уже пожилая, потерявшая былую стройность, и смотрела ему вслед. Потом она повернулась и стала тяжело подниматься по деревянной лестнице.
Было девять часов. Сэм не знал, на что ему потратить остаток вечера. Проезжая мимо гостиницы «Линкольн», решил зайти выпить. Он пропустил пару рюмок у себя в кабинете, но хмель уже почти весь выветрился, и теперь его мучила жажда. Мисс Кили, между прочим, напрасно за него беспокоится. Конечно, с тех пор как вернулся Лэрри, он пьет несколько больше положенного. Однажды вечером здорово перебрал и сказал Маргрет то, чего не должен был говорить никогда. Но это был урок для него, и на следующий день он не выпил ни капли. Он уверен, что старое не повторится. Никаких запоев. С него хватит. Тогда он, идиот, чуть не убил Пола Монфорда. Боже! Эти бесконечные месяцы отупляющего сидения под замком в компании сумасшедших, — а ведь он был практически нормальным человеком, — и оцепенелого ожидания дней для свидания с родными, когда миссис О’Хара приводила к нему Лэрри. Он не испытывал к мальчику отцовских чувств, и иногда, глядя на него, думал, что, если бы Лэрри не родился, он, Сэм, никогда бы сюда не попал.
В этот воскресный вечер коктейль-бар «Линкольна» был почти пуст. В угловой кабинке сидели Берт Мосли и Фрэн Уолкер. Оба они казались расстроенными и озабоченными. Каждый раз, когда Бетси проходила мимо их кабины, Берт явно смущался. Сэм кивнул им и сел за столик в противоположном углу. Он заказал шотландское виски со льдом и стал медленно потягивать его, стараясь не думать ни о сегодняшнем дне, ни о том, что ждет его завтра.
Берт Мосли встал. Он наклонился к Фрэн, быстро и резко сказал ей что-то, подошел к музыкальному автомату и опустил монету. Потом направился к телефону. Песня называлась «Звездная пыль». Это была очень старая песня. «Иногда я сам удивляюсь, почему провожу эти ночи один…» Совершенно невозможно было расслышать, о чем говорил Берт по телефону. Однако, без сомнения, это был очень важный разговор, поскольку, когда Берт минуту спустя вернулся за столик, он выглядел гораздо спокойнее, как будто этот звонок был связан с принятием какого-то трудного решения, а теперь все было позади, и он чувствовал огромное облегчение.