– Твой бойфренд, что ли? – спрашивает он Пэриша, повисая у нас на плечах, как промокший плащ. Я даже не слышал, как он встал с дивана.
Глаза Филипа Пэриша меняются, в них вспыхивает огонек фальшивой бодрости. Клянусь, мгновение назад он почти протянул руку и взял снимок, но теперь говорит:
– Понятия не имею, кто это.
Ноги у меня постепенно немеют снизу вверх.
– Айвертонская школа, продвинутый английский. Вы обронили фотографию у нас в классе.
Пэриш смотрит на гитариста, как бы призывая его в свидетели моей наглости.
– Что-что я сделал? – переспрашивает он меня.
– В прошлом году. Вы выступали на концерте «Мет Гала» в честь школьного журнала.
Гитарист усмехается и валится обратно на диван.
Пэриш тоже посмеивается:
– А… точно. Было дело.
– Потом вы пришли к нам на урок. У вас была записная книжка, и снимок оттуда выпал. Я подобрал, думал, может… не знаю. Думал, вдруг это что-то важное.
Филип Пэриш оглядывается по сторонам, допивает остаток воды и бросает бутылку в мусорное ведро:
– Первый раз вижу эту фотографию.
Однако в глаза он мне не смотрит, только мотает головой и, не прощаясь, исчезает за дверью с надписью «Служебное помещение».
– А ты точно не из «Харрисон фон Велюр», пацан? – спрашивает гитарист, а справа от меня раздается громкое шипение, потому что усатый погружает очередную сетку с мороженой картошкой в кипящее масло.
Словно усиливая мое разочарование, ангельский голос на сцене сменяется бормотанием Дэйва, и чудесные (но слишком короткие) песни обрываются. И теперь уже мой пульс усиливается децибел за децибелом, словно подключенный к одному из сваленных в углу усилителей, жестоко напоминая, что ничего никогда не сходится, волшебства не бывает, а под маску лучше не заглядывать, если не хочешь разочароваться.
55. тем временем на «болт-забее»
Сара Лавлок сидит буквально верхом на моей машине. Через лобовое стекло я вижу Пенни с перцовым баллончиком в руке, она вывернула шею и пытается разглядеть постороннюю девицу, сидящую на крыше, как часовой на посту. Могу ошибаться, но Марк Уолберг спокойно дрыхнет на заднем сиденье.
У барбоса железные нервы.
– Клевая тачка, – говорит Сара, похлопывая ладонью по крыше.
Я застегиваю куртку:
– Мой друг Алан называет ее…
– Как?
– Что как?
Сара прячет руки в рукава пальто:
– Ты начал говорить: «Мой друг Алан называет ее», а потом замолчал.
– Боюсь, название неприличное.
– Ной! Я буквально сижу верхом на твоей машине.
– Тогда ладно. Видишь ли, это машина марки Hyundai, и мой крутой, умудренный жизнью друг Алан прозвал ее «хентай». Так или иначе, недавно он обнаружил, что