Очень странные увлечения Ноя Гипнотика (Арнольд) - страница 114

Не одеваясь, дядя Орвилл спускается вниз по лестнице, предположительно с целью сварить кофе, а я остаюсь разбираться с родителями. Хоть я и ненавижу их обманывать, не расскажешь же им правду, что я взял их двенадцатилетнюю дочь и нашу собаку в чикагский бар, где оставил обоих в машине, а сам с фальшивым удостоверением личности отправился искать местного музыканта, намереваясь расспросить его о фотографии, которую он обронил у нас в классе после «Мегагала», и еще, что я, кажется, влюбился в девушку, которая залезла на крышу моей машины.

Поэтому я говорю, что не мог заснуть. Говорю, что пошел в подвал смотреть кино, а дядя Орвилл, наверное, приехал, пока я сидел там. И спрашиваю, почему дядя вообще оказался в моей комнате, если отец именно ради него освободил гостевую.

– Да, я освободил гостевую, – подтверждает папа и добавляет, что мама забыла предупредить дядю Орвилла об изменении в планах, на что мама уверяет, будто папа сам собирался предупредить его.

Мы чешем в затылках, фальшиво извиняемся друг перед другом и спускаемся вниз, чтобы урегулировать инцидент с самим дядей Орвиллом (который хлещет кофе, но то ли кофеин на него не действует, то ли у него и так перманентный бодряк, трудно сказать). «Досадное недоразумение, – говорим мы, – сами виноваты» – и так далее. Мама идет спать, папа провожает дядю Орвилла в гостевую комнату.

Наконец я остаюсь один, смотрю на свою постель и не могу выбросить из головы образ дяди Орвилла в леопардовых трусах. Я снимаю простыни, бросаю в корзину для белья, плюхаюсь на голый матрас и в темной комнате смотрю в потолок: я думаю о пещерах и о собаках, об Эйбрахамах и Ноях, о птицах, об ангелах в песнях и демонах в делах, о теневом и солнечном методах, обо всех дверях, которые я открывал для других, наверняка зная, что с другой стороны пропасть. И я думаю о каноэ.

Пенни наверняка слышала весь этот тарарам, но ни разу не выглянула из комнаты.

Я дрейфую в воздухе.

Смотрю сверху на самого себя, лежащего на спине на кровати Ротора, Эйбрахам рядом со мной, лает, полная тишина, промокший парень в углу не оборачивается, воздух закручивается спиралью, вихрь ослепительных цветов, буквы проступают сквозь стены, плавают в полном беспорядке, пока некая невидимая рука не упорядочивает их, двигая по комнате, и эти два слова так близко, что я чувствую их отсвет у себя на лице: «странные влечения». И вот я снова в собственном теле, веки вздрагивают, и я делаю вдох, впервые за много лет.

Проснуться на голом матрасе уже мало радости; проснуться на голом матрасе в холодном поту после кошмара, который снится еженощно несколько месяцев подряд, вообще хуже некуда.