Не вернуться назад... (Кононенко) - страница 12

С тех пор с помкомвзвода никто не связывается, даже в учебных целях.

Скрипнула дверь. Показалась голова помкомвзвода. Он что-то недовольно проворчал себе под нос, а затем негромко сказал:

— Подъем, орлы! Кончай ночевать, выходи на ужин!

Наступила еще одна фронтовая ночь — наше время, рабочее время разведчиков. Сколько еще таких ночей у нас впереди?

2. На Невском «пятачке»

Дни и ночи Невского «пятачка»… Изнуряющие, не прекращающиеся ни днем, ни ночью обстрелы, атаки и контратаки. Днем прицельное щелканье обнаглевших снайперов, стон раненых, холод и голод. Пищу нам приносят в термосах холодной, когда начинает темнеть, да и то не всегда. Дневная норма хлеба — один сухарь. Конечно, если этот сухарь доберется сюда. Одно время давали одни шпроты, и сейчас, несмотря на постоянное недоедание, не могу видеть шпроты. В сотне метров за спиной огромная река, а воды нет не только, чтобы умыться, но утолить жажду, особенно днем. Во время боя не отправишься по водицу. Никто не отпустит, да и сам не пойдешь: это может стоить жизни, в лучшем случае — ранение. Спим прямо в траншеях и в «волчьих» (или «лисьих») ямах, спим настороженно, не то что не раздеваясь, но даже не ослабляя ремней, не снимая сапог, все время вздрагивая и просыпаясь от постоянного грохота выстрелов. По-настоящему никто не знает, когда он спит и спит ли он здесь когда-нибудь. И все же спим. Я даже вижу сны. Иногда во сне вижу Ларису, иногда маму. А когда просыпаюсь после такого сна, щемит сердце. Не знаю, кто как, а я в самые трудные минуты вспоминаю маму. Формулы по математике почти все за год с небольшим вылетели из головы, а вот слова великого писателя о материнской любви, не знающей преград, всегда помню. Все мы, лежащие здесь на скованном морозом и продуваемом ветрами невском берегу, в мелких траншеях и в этих ямах и воронках, под ничего не щадящим вражеским огнем, и они, укрывшиеся там, за нейтральной полосой, в песчаных карьерах, в развалинах электростанции, в роще «Фигурной», пришедшие сюда, чтобы уничтожить нас, чужаки, — все вскормлены молоком Матери. От молока Матери и от лучей солнца, которое светит всем, — все прекрасное в человеке. И поэтому хочется иногда закричать: так почему же? Зачем все это?

Мать — чудо земли. Порой она мне кажется удивительной тайной природы, бессмертной, всемогущей, воплощением силы и красоты. Независимо от того, кто она, — простая крестьянка, как у меня, или великая ученая, и независимо от того, чья она мать — моя, рядового пехоты, или маршала. Когда лежишь под свинцовым дождем, вцепившись пальцами в мерзлую землю и роешь ее носом, когда мины и снаряды вокруг рвут в клочья эту землю и от удушливой гари невозможно дышать, когда становится совсем невмоготу и кажется, что это конец, все, мгновение — и тебя, еще фактически не жившего на этом свете, нет и не будет никогда, кличешь на помощь ее про себя: «Мама! Я здесь! Ты слышишь меня, мама? Неужели это все?!» И незримо она приходит и становится рядом у твоего изголовья, склоняется над тобой и заслоняет от смертельного огня. И опасность отступает…