Не успел я вернуться к себе, как ночной дежурный попросил меня зайти в восьмую комнату на втором этаже… К своему удивлению, я нашел там компанию, с которой провел вечер; все столпились возле одной из девушек, которая лежала на кровати и стонала.
— Ее вытошнило?
— Нет, нет, тут другое, — шепотом сказали мне. — У нее сердце плохое. Ей нельзя было пить.
Самое простое в таких случаях сделать промывание желудка, но для этого девушку надо было отнести в кабинет, да и само промывание малоприятная процедура, у меня не было никакого желания заниматься ею, к тому же это, по-моему, мало помогает. На другой день пациент чувствует себя так же скверно. Я помню об этом еще со времен своей работы на «скорой помощи», в студенческие годы.
Кати бормотала мне на ухо, чтобы я сделал с бедняжкой что-нибудь, помог бы ей, это разозлило меня, и неожиданно предо мной открылся вдруг сезам. Новая мысль настолько заняла меня, так захватила, что я выполнял свои врачебные обязанности совершенно машинально, механически, не обращая внимания на то, что в комнате присутствуют мужчины, вернее, мне даже в голову не пришло, что их следовало бы выпроводить… Я очень плохо помню, что я там делал с девушкой, как ее врачевал, сохранилось в памяти лишь то, что уже в коридоре я прислонился спиной к стене и уставился в полумрак.
— Человек-улитка… человек-кошка, — бессвязно бормотал я.
Внезапно меня осенила мысль о том, что в одном мы с Эржи похожи. У нас обоих так называемая кошачья натура. Кошка любит ласку, но не желает платить за нее. Когда в сорок четвертом наш дом был разрушен бомбой, когда из-под обломков мы вытаскивали свои вещи и на сердце у нас было тяжко и горько, кошка наша с полнейшим равнодушием умывалась, сидя на искалеченном брандмауэре. В этом все дело. Я тоже испытываю потребность в нежности и любви, как любой другой, но считаю, что тот, кто дает мне это, отнюдь не приобретает на меня никаких прав — расплачиваться я не обязан… С Эвой я был близок всего лишь раз, а она уже раздражает меня. И в наш расчетливый век, когда всех можно подкупить нежностью, Эржи так же, как я, явно боится, что…
Она не должна замечать, что я притязаю на нее.
Я стоял, прислонясь к стене, и думал, что если так сложилась судьба, если этой ночью я пришел к такому выводу, оказывая помощь больной, то теперь судьба обязана сделать так, чтобы в эту же ночь заболел и муж Эржи.
Но это уже была игра в кошки-мышки с судьбой, и я отправился спать. Прежде чем я успел лечь, меня вызвали еще к одному больному, в два часа я уснул и спал спокойно до без четверти семь, проснулся как обычно, и весь предыдущий день, казалось, улетучился, как дым и пар. Где мое сердцебиение? Его нет. Где боль от сознания того, что я несчастен? Ее нет. Вообще, ничего нет… хорошо бывает дождаться утра… здоровый сон целебен…