— Не знаю, — ответил я. А про себя подумал: надо сдвинуться с мертвой точки. Преодолеть ее. Такое со мной уже бывало. Кажется — все, ни на что уже не способен. А потом проходит. Я опять ненадолго забылся… Холодно, но… в любом случае… надо преодолеть.
— Дайте мне прикурить, — попросил я.
Она протянула сигарету. К дурному привыкаешь, если не в твоих силах что-либо изменить. Уже третий или четвертый час в снастях завывает ветер, за это время сам я вымок до костей, а судно мое потеряло все, буквально все, с чем еще можно было бы противостоять шторму. Не осталось ничего, кроме самого судна. И меня. Еще днем мы были просто туристы, а сейчас — словно моряки у берегов Атлантики… Но ничего, «Поплавок» не опрокинется — это факт. Он затонет, только если даст течь. Однако пока что вода не прибывает. Нет, он не затонет. Не может обрушиться на нас еще и эта беда.
И тут я вспоминаю: в рундуке есть крохотный запасной карманный фонарик. Не больше зажигалки. Пустячок. Безделушка. Но все же светит.
Вот он, теперь я смогу как следует рассмотреть спасенную мною незнакомку. Я направляю луч прямо на нее и немилосердно долго разглядываю ее, изучаю ее глаза, волосы, лоб… разглядываю и не могу сказать, какая она. Доверяю ли я ей? Нет, конечно. Я смог бы довериться лишь бывалому яхтсмену. Ей я не доверяю.
Мне кажется, она прекрасна.
Не знаю. Возможно, это и не так.
Она смотрит прямо на огонь, не отводя взгляда, вернее не на огонь, на меня. Она, конечно, не видит моих глаз, однако смотрит прямо на меня, в упор.
Несколько секунд я тоже смотрю на нее, потом тушу фонарик.
Я ничего не знал о ней, но вдруг почувствовал — я люблю ее.
Да, именно так, люблю.
Собственно говоря, я совершенно зря нагородил всю эту кучу подробностей. Что было с якорем, с яликом, с яхтой — и так далее и тому подобное, — как все они вели себя в шторм. И как сам я себя вел. Все это совершенно несущественно.
И все же я должен был рассказать об этом, чтобы хоть немного стало ясно, что попал я в эту историю, по сути дела, ни за что ни про что, ради какого-то перевернувшегося парусника, до которого мне нет никакого дела и спасение которого обошлось мне в несколько тысяч форинтов; словом, все это я затем только и рассказал, чтобы самому осознать: нет, не случайно поспешил я к тому опрокинувшемуся швертботу очертя голову и без шансов на успех…
Ради нее.
Даже имени ее я не знал.
Через некоторое время ветер улегся. Сначала стал ослабевать, потом вовсе стих. Я понял это по тому, что волны все чаще стали захлестывать румпель. Снасти уже не стонали, хотя на это я не обращал внимания. Я ни на что не обращал внимания. Ни на что, кроме волн, позабыть о них было трудно. Снова и снова окатывали меня сзади каскады тепловатой воды. Зыбь… Значит, ветер уже…